- -
он пришел. Пришел он по обыкновению слегка пьяный, нахмуренный, недовольный. — Вы здесь? — спросил он обрадовавшуюся при виде его Терезу. — Мое почтенье! Хорошо не иметь никакого дела! Честное слово, хорошо! Бездельники всегда гуляют и посиживают на зеленой травке... Сев рядом с Терезой, он принялся с остервенением плевать в сторону. — Вы сердитесь? — спросила графиня. — На подлецов Пельцеров. Вы знаете, что они со мной сделали? То завещание, которое они мне прислали, фальшиво, как женщина. Оно подложное. Я протестовал его, и меня будут судить за подлог... Пельцеры смастерили ехидную штуку! Они пожимают плечами при виде этого завещания и знать его не хотят. Они сделали подлог, а я буду под судом! Чёрт возьми! Взяли с меня подписку о невыезде, и скоро начнет мне надоедать судебный следователь. Каково? Ха-ха! Барон фон Зайниц подделал завещание! Нужно быть мошенником Пельцером, чтобы изобрести такую ловушку! Ну, ваше сиятельство, — а вы? Я вчера слышал, что вы разведены с графом. Между вами всё уже кончено. Чего же ради вы сидите здесь? Отчего не уходите от мужа и тех мест, которые напоминают вам этого ненавистного человека? — Я не хочу уехать отсюда, — сказала Тереза. — Гм... Можно узнать, почему? — Вы не знаете? — Почем я знаю! Наступило минутное молчание. Оба знали, зачем она еще здесь, зачем не оставляет этих мест, но Артуру нужно было помучить... — Я... Вам неизвестно?.. Я люблю вас, — сказала графиня, и по ее гордому, строгому лицу разлился румянец. — Люблю вас, Артур... Не будь этой любви, я далеко была бы теперь от «Бронзового оленя». Графиня подняла глаза на лицо Артура. Это лицо, пьяное, насмешливое, сказало ей истину. Молчание подтвердило ту же истину. Он не любил ее. — Зачем же вы приходили сюда? — спросила она тихо, ломая пальцы. — Отчего вы не ушли от меня еще тогда, когда начинались эти свидания? — Вам скучно было, — сказал Артур. — Я еще не перестал быть дамским кавалером и делаю всё, что угодно милым дамам. Ха-ха! — Как это неумно! — Очень жаль, что не могу отвечать любовью на любовь. Я люблю другую... Артур полез, смеясь, в боковой карман, достал оттуда карточку Ильки и поднес ее к самым глазам Терезы. — Вот она, моя любовь. Узнаёте? — Это дочь того старика? Но отчего она так одета? — Одета очень прилично... Прелестное личико! — Она где теперь? Артур промолчал. Эффект, на который он рассчитывал, не удался. Графиня при виде карточки не побледнела и не покраснела... Она только вздохнула и — странно! — в ее глазах засветилось доброе чувство при виде хорошенького, почти детского личика. — Прощайте!— сказал Артур, — Adieu! Пойду читать законы. О Пельцер, Пельцер! Скажи я на суде, что завещание получил от него, надо мной захохочут! Артур повернулся к Терезе спиной и, жестикулируя руками, зашагал в чащу леса. Тереза пошла к своей лошади, которая стояла в стороне и лениво щипала молодую травку. — Уедем и не будем сюда более приезжать, — сказала Тереза, гладя лошадь по лбу. — Нас не любят. Не будем просить милостыни. И, вскочив на лошадь, Тереза помчалась к опушке леса. В ее глазах светилась решимость. Когда она въехала в калитку, ведущую к длинной аллее, о которой мы говорили в первой главе нашего рассказа, она услышала за собой шаги. Она оглянулась. За ее лошадью бежал какой-то незнакомый молодой человек с хлыстом в руке. — На минуту! — крикнул он ей по-французски. Графиня осадила лошадь и кивнула головой молодому человеку. «Проситель, должно быть», — подумала она. Репортер д'Омарен, улыбающийся и сияющий, подбежал к ней и, любуясь ее красотой, поднял хлыст. — Вы так же жестоки, как и прекрасны! — сказал он... — Ничто не должно оставаться безнаказанным. Вспомните музыканта-старика и его дочь! И графиня почувствовала на лице своем жгучую боль... — Пусть будет так! — сказала она и дернула за повода. |
