|
|
Самые свежие будь всегда в курсе новостей
ООО РЕМОТЕКС делает со склада ГПО в Москве
|
|
|
|
|
|
- -
/>было врачами провести зиму в Средней России;{685} мечты о поездке по
северным рекам, в Соловки, в Швецию, в Норвегию, в Швейцарию, и мечта
последняя и самая сильная, уже в Шварцвальде, в Баденвейлере, перед смертью,
- ехать в Россию через Италию, манившую его своими красками, соком жизни,
главное - музыкой и цветами, - все эти метания, все мечты были кончены 2/15
июля 1904 года его собственными словами: "Ich sterbe" (Я умираю).
Жизнь внутренняя за эти шесть лет прошла до чрезвычайности полно,
насыщенно, интересно и сложно, так что внешняя неустроенность и неудобства
теряли свою остроту, но все же, когда оглядываешься назад, то кажется, что
жизнь этих шести лет сложилась из цепи мучительных разлук и радостных
свиданий.
"Если мы теперь не вместе, то виноваты в этом не я и не ты, а бес,
вложивший в меня бацилл, а в тебя любовь к искусству"{685}, - писал как-то
Антон Павлович.
Казалось бы, очень просто разрешить эту задачу - бросить театр и быть
при Антоне Павловиче. Я жила этой мыслью и боролась с ней, потому что знала
и чувствовала, как Ломка моей жизни отразилась бы на нем и тяготила бы его.
Он никогда бы не согласился на мой добровольный уход из театра, который и
его живо интересовал и как бы связывал его с жизнью, которую он так любил.
Человек с такой тонкой духовной организацией, он отлично понимал, что значил
бы для него и для меня мой уход со сцены, он ведь знал, как нелегко
досталось мне это жизненное самоопределение. /686/
Мы встретились впервые 9/21 сентября 1898 года - знаменательный и на
всю жизнь не забытый день.
До сих пор помню все до мелочей, и трудно говорить словами о том
большом волнении, которое охватило меня и всех нас, актеров нового театра,
при первой встрече с любимым писателем, имя которого мы, воспитанные
Вл.И.Немировичем-Данченко, привыкли произносить с благоговением.
Никогда не забуду ни той трепетной взволнованности, которая овладела
мною еще накануне, когда я прочла записку Владимира Ивановича о том, что
завтра, 9 сентября, А.П.Чехов будет у нас на репетиции "Чайки", ни того
необычайного состояния, в котором шла я в тот день в Охотничий клуб на
Воздвиженке, где мы репетировали, пока не было готово здание нашего театра в
Каретном ряду, ни того мгновения, когда я в первый раз стояла лицом к лицу с
А.П.Чеховым.
Все мы были захвачены необыкновенно тонким обаянием его личности, его
простоты, его неумения "учить", "показывать". Не знали, как и о чем
говорить... И он смотрел на нас, то улыбаясь, то вдруг необычайно серьезно,
с каким-то смущением, пощипывая бородку и вскидывая пенсне и тут же
внимательно разглядывая "античные" урны, которые изготовлялись для спектакля
"Антигоны"{686}.
Антон Павлович, когда его спрашивали, отвечал как-то неожиданно, как
будто и не по существу, как будто и общо, и не знали мы, как принять его
замечания - серьезно или в шутку. Но так казалось только в первую минуту, и
сейчас же чувствовалось, что это брошенное как бы вскользь замечание
начинает проникать в мозг и душу и от едва уловимой характерной черточки
начинает проясняться вся суть человека.
Один из актеров{686}, например, просил Антона Павловича
охарактеризовать тип писателя в "Чайке", на что последовал ответ: "Да он же
носит клетчатые брюки". Мы не скоро привыкли к этой манере общения с нами
автора, и много было впоследствии невыясненного, непонятого, в особенности
когда мы начинали горячиться; но потом, успокоившись, доходили до корня
сделанного замечания.
<> 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 >>>
- -
|
|
