|
|
Инструкции по эксплуатации На русском языке.
|
|
|
|
|
|
- -
заволновался я.
- Вишневый сад, - и он закатился радостным смехом.
Я не понял причины его радости и не нашел ничего особенного в названии.
Однако, чтоб не огорчить Антона Павловича, пришлось сделать вид, что его
открытие произвело на меня впечатление. Что же волнует его в новом заглавии
пьесы? Я начал осторожно выспрашивать его, но опять натолкнулся на эту
странную особенность Чехова: он не умел говорить о своих созданиях. Вместо
объяснения Антон Павлович начал повторять на /411/ разные лады, со
всевозможными интонациями и звуковой окраской:
- Вишневый сад. Послушайте, это чудесное название! Вишневый сад.
Вишневый!
Из этого я понимал только, что речь шла о чем-то прекрасном, нежно
любимом: прелесть названия передавалась не в словах, а в самой интонации
голоса Антона Павловича. Я осторожно намекнул ему на это; мое замечание
опечалило его, торжественная улыбка исчезла с его лица, наш разговор
перестал клеиться, и наступила неловкая пауза.
После этого свидания прошло несколько дней или неделя... Как-то во
время спектакля он зашел ко мне в уборную и с торжественной улыбкой присел к
моему столу. Чехов любил смотреть, как мы готовимся к спектаклю. Он так
внимательно следил за нашим гримом, что по его лицу можно было угадывать,
удачно или неудачно кладешь на лицо краску.
- Послушайте, не Вишневый, а Вишневый сад, - объявил он и закатился
смехом.
В первую минуту я даже не понял, о чем идет речь, но Антон Павлович
продолжал смаковать название пьесы, напирая на нежный звук "е" в слове
"Вишневый", точно стараясь с его помощью обласкать прежнюю красивую, но
теперь ненужную жизнь, которую он со слезами разрушал в своей пьесе. На этот
раз я понял тонкость: "Вишневый сад" - это деловой, коммерческий сад,
приносящий доход. Такой сад нужен и теперь. Но "Вишневый сад" дохода не
приносит, он хранит в себе и в своей цветущей белизне поэзию былой барской
жизни. Такой сад растет и цветет для прихоти, для глаз избалованных эстетов.
Жаль уничтожать его, а надо, так как процесс экономического развития страны
требует этого.
Как раньше, так и на этот раз, во время репетиций "Вишневого сада",
приходилось точно клещами вытягивать из Антона Павловича замечания и советы,
касавшиеся его пьесы. Его ответы походили на ребусы, и надо было их
разгадывать, так как Чехов убегал, чтобы спастись от приставания режиссеров.
Если бы кто-нибудь увидел на репетиции Антона Павловича, скромно сидевшего
где-то в задних рядах, он бы не поверил, что это был автор пьесы. Как мы ни
старались пересадить его к режиссерскому столу, ничего не выходило. А
если /412/ и усадишь, то он начинал смеяться. Не поймешь, что его смешило:
то ли, что он стал режиссером и сидел за важным столом; то ли, что он
находил лишним самый режиссерский стол; то ли, что он соображал, как нас
обмануть и спрягаться в своей засаде.
- Я же все написал, - говорил он тогда, - я же не режиссер, я - доктор.
Сравнивая, как держал себя на репетициях Чехов, с тем, как вели себя
другие авторы, удивляешься необыкновенной скромности большого человека и
безграничному самомнению других, гораздо менее значительных писателей. Один
из них, например, на мое предложение сократить многоречивый, фальшивый,
витиеватый монолог в его пьесе сказал мне с горечью обиды в голосе:
- Сокращайте, но не забывайте, что вы ответите перед историей.
Напротив, когда мы дерзнули предложить Антону Павловичу выкинуть целую
сцену - в конце второго акта "Вишневого сада"{412}, - он сделался очень
грустным,
<> 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 >>>
- -
|
|
