|
|
|
|
- -
угрюмых сатириков,
которые с серьезными злыми лицами толкуют без умолку о людях, о начальстве,
о лучшей жизни, а тюрьма слушает и хохочет, потому что в самом деле выходит
смешно. Работа в дуйских рудниках тяжела также потому, что каторжник здесь в
продолжение многих лет без перерыва видит только рудник, дорогу до тюрьмы и
море. Вся жизнь его как бы ушла в эту узкую береговую отмель между глинистым
берегом и морем.
Около рудничной конторы стоит барак для поселенцев, работающих в копях,
небольшой старый сарай, кое-как приспособленный для ночевки. Я был тут в 5
часов утра, когда поселенцы только что встали. Какая вонь, темнота, давка!
Головы разлохмаченные, точно всю ночь у этих людей происходила драка, лица
желто-серые и, спросонья, выражения как у больных или сумасшедших. Видно,
что они спали в одежде и в сапогах, тесно прижавшись друг к другу, кто на
наре, а кто и под нарой, прямо на грязном земляном полу. По словам врача,
ходившего со мной в это утро, здесь 1 куб. саж. воздуха приходится на 3-4
человека. Между тем это было как раз то время, когда на Сахалине ожидали
холеру и для судов был назначен карантин.
В это же утро я был в Воеводской тюрьме. Она была построена в
семидесятых годах, и для образования площади, на которой она теперь стоит,
пришлось срывать гористый берег на пространстве 480 кв. саж. В настоящее
время из всех сахалинских тюрем это самая безобразная, которая уцелела от
реформ вполне, так что может служить точною иллюстрацией к описаниям старых
порядков и старых тюрем, возбуждавших когда-то в очевидцах омерзение и ужас.
Воеводская тюрьма состоит из трех главных корпусов и одного малого, в
котором помещаются карцеры. Конечно, о кубическом содержании воздуха или
вентиляциях говорить не приходится. Когда я входил в тюрьму, там кончали
мыть полы и влажный, промозглый воздух еще не успел разредиться после ночи и
был тяжел. Полы были мокры и неприятны на вид. Первое, что я услышал здесь,
- это жалобы на клопов. От клопов житья нет. Прежде их изводили хлорною
известью, вымораживали во время сильных морозов, но теперь и это не
помогает. В помещениях, где живут надзиратели, тоже тяжкий запах отхожего
места и кислоты, тоже жалобы на клопов.
В Воеводской тюрьме содержатся прикованные к тачкам. Всех их здесь
восемь человек. Живут они в общих камерах вместе с прочими арестантами и
время проводят в полном бездействии. По крайней мере в "Ведомости о
распределении ссыльнокаторжных по родам работ" прикованные к тачкам показаны
в числе неработающих. Каждый из них закован в ручные и ножные кандалы {8};
от середины ручных кандалов идет длинная цепь аршина в 3-4, которая
прикрепляется ко дну небольшой тачки. Цепи и тачка стесняют арестанта, он
старается делать возможно меньше движений, и это, несомненно, отражается на
его мускулатуре. Руки до такой степени привыкают к тому, что всякое даже
малейшее движение сопряжено с чувством тяжести, что арестант после того уж,
как наконец расстается с тачкой и ручными кандалами, долго еще чувствует в
руках неловкость и делает без надобности сильные, резкие движения; когда,
например, берется за чашку, то расплескивает чай, как страдающий chorea
minor {9}. Ночью во время сна арестант держит тачку под нарой, и, чтобы это
было удобнее и легче сделать, его помещают обыкновенно на краю общей нары.
Все восемь человек - рецидивисты, которые на своем веку судились уже по
нескольку раз. Один из них, старик 60 лет, прикован за побеги, или, как сам
он говорит, "за глупости". Он болен, по-видимому, чахоткой, и бывший
смотритель тюрьмы из жалости распорядился поместить его поближе к печке.
Другой, когда-то служивший кондуктором на железной дороге, прислан за
святотатство и на Сахалине попался в подделке 25-рублевых бумажек.
<> 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 >>>
- -
|
|
