|
|
Крановый завод для компаний
|
|
|
|
|
|
- -
рюмку вина. /219/
Анюта спокойно стояла в передней.
- Что с Левой?
- Да барин меня за вами послал, чтобы вы домой.
- Что у Левы болит?
Анюта, девушка лет семнадцати, служила помощницей старухи-няни.
- Знаю только, он проснулся и стал просить пить. А не жаловался. Барин
пришел...
Миша сам открыл мне дверь.
- Ничего, ничего, - смущенно заговорил он. - Он уже опять спит, и,
кажется, жару нет. Без тебя я встревожился. Без тебя я не знаю, что делать.
Пил почему-то. Разве он ночью пьет? Про тебя спросил: где мама? Мама скоро
придет? Видишь, мать, без тебя мы сироты.
Он пошел со мною в детскую. Лева спокойно спал. Никакого жара у него не
было.
Миша крепко обнял меня, не отпуская.
- Ты моя благодетельная фея. При тебе я спокоен и знаю, что все в
порядке.
Мне вспомнилось, как он за обедом разбросал по полу все оладьи, потому
что, по его мнению, они не были достаточно мягкими и пухлыми: "Ими только в
собак швырять".
- А ты представляешь себе, как ты меня испугал?..
- Ну, прости. Сердишься? Уж такая ты у меня строгая. Держишь меня в
ежовых. А я все-таки без тебя жить не могу. Ну, прости. Ну, поговорим...
Весь вечер без тебя...
А я уже знала теперь. В первый раз, без всякого сомнения, определенно,
ясно, я знала, что люблю Антона Павловича. Люблю!
V
Была масленица. Одна из тех редких петербургских маслениц - без
оттепели, без дождя и тумана, а мягкая, белая, ласковая.
Миша уехал на Кавказ, и у нас в доме было тихо, спокойно и мирно.
В пятницу у Лейкиных должны были собраться гости{219}, и меня тоже
пригласили. Жили они на Петербургской, в собственном доме. /220/
Я сперва поехала в театр, кажется на итальянскую оперу, где у нас был
абонемент. К Лейкиным попала довольно поздно. Меня встретила в передней
Прасковья Никифоровна, нарядная, сияющая и, как всегда, чрезвычайно
радушная.
- А я боялась, что вы уже не приедете, - громко заговорила она, - а
было бы жаль, очень жаль. Вас ждут, - шепнула она, но так громко, что только
переменился звук голоса, а не сила его.
- Я задержала? Кого? Что?
- Ждут, ждут...
- Блины? Неужели у вас блины?
- А как же? А как же? - и она расхохоталась и потащила меня за руку в
кабинет Николая Александровича. Там было много народу. Лейкин встал и
заковылял мне навстречу.
- Очень вы поздно. А-а! в театре были... А муж ваш на Кавказе? Кажется,
вы со всеми знакомы? Потапенко, Альбов, Грузинский, Баранцевич...
- Рыбьи стоны!{220} - закричала Прасковья Никифоровна и захохотала.
Оставался еще один гость, которого не назвали. Он встал с дивана и
остался в стороне. Я обернулась к нему.
- Блин! - крикнула Прасковья Никифоровна. - Вот это блин и есть.
Мы молча пожали друг другу руки.
- Ты, Прасковья Никифоровна... Почему блин? Почему Антон Павлович блин?
- недоумевал Николай Александрович.
Все опять заняли свои места.
- Вот я говорю, - возобновляя прерванный разговор, заговорил Николай
Александрович, обращаясь ко мне, - я ему говорю, - кивнул он на Чехова, -
что жалко, что он со мной не посоветовался, когда писал свой последний
рассказ. Что ж. Я не говорю. Он написал хорошо, но я бы написал иначе. И
было бы еще лучше. Помните у меня - видны из подвального этажа только идущие
ноги: прошмыгали старые калоши... просеменили дамские туфельки, пробежали
рваные детские башмаки. Ново. Интересно. Надо уметь сделать рассказ. Я бы
сделал иначе.
<> 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 >>>
- -
|
|
