|
|
Выгодное предложение: дешево
Электроштабалеры из Китая: прямо с завода!
|
|
|
|
|
|
- -
женски
ласковые и нежно мягкие. И смех его, почти беззвучный, был как-то особенно
хорош. Смеясь, он именно наслаждался смехом, ликовал; я не знаю, кто бы мог
еще смеяться так - скажу - "духовно".
Грубые анекдоты никогда не смешили его.
Смеясь так мило и душевно, он рассказывал мне:
- Знаете, почему Толстой относится к вам так неровно? Он ревнует, он
думает, что Сулержицкий любит вас больше, чем его. Да, да. Вчера он говорил
мне: "Не могу отнестись к Горькому искренно, сам не знаю почему, а не могу.
Мне даже неприятно, что Сулер живет у него. Сулеру это вредно. Горький -
злой человек. Он похож на семинариста, которого насильно постригли в монахи
и этим обозлили его на все. У него душа соглядатая, он пришел откуда-то в
чужую ему, Ханаанскую землю, ко всему присматривается, все замечает и
обо /510/ всем доносит какому-то своему богу. А бог у него - урод, вроде
лешего или водяного деревенских баб".
Рассказывая, Чехов досмеялся до слез и, отирая слезы, продолжал:
- Я говорю: "Горький добрый". А он: "Нет, нет, я знаю. У него утиный
нос, такие носы бывают только у несчастных и злых. И женщины не любят его, а
у женщин, как у собак, есть чутье к хорошему человеку. Вот Сулер - он
обладает действительно драгоценной способностью бескорыстной любви к людям.
В этом он - гениален. Уметь любить - значит все уметь..."
Отдохнув, Чехов повторил:
- Да, старик ревнует... Какой удивительный...
О Толстом он говорил всегда с какой-то особенной, едва уловимой, нежной
и смущенной улыбочкой в глазах, говорил, понижая голос, как о чем-то
призрачном, таинственном, что требует слов осторожных, мягких.
Неоднократно жаловался, что около Толстого нет Эккермана, человека,
который бы тщательно записывал острые, неожиданные и, часто, противоречивые
мысли старого мудреца.
- Вот бы вы занялись этим, - убеждал он Сулержицкого, - Толстой так
любит вас, так много и хорошо говорит с вами.
О Сулере Чехов сказал мне:
- Это - мудрый ребенок...
Очень хорошо сказал.
Как-то при мне Толстой восхищался рассказом Чехова, кажется -
"Душенькой". Он говорил:
- Это - как бы кружево, сплетенное целомудренной девушкой; были в
старину такие девушки-кружевницы, "вековуши", они всю жизнь свою, все мечты
о счастье влагали в узор. Мечтали узорами о самом милом, всю неясную, чистую
любовь свою вплетали в кружево. - Толстой говорил очень волнуясь, со слезами
на глазах{510}.
А у Чехова в этот день была повышенная температура, он сидел с красными
пятнами на щеках и, наклоня голову, тщательно протирал пенсне. Долго молчал,
наконец, вздохнув, сказал тихо и смущенно:
- Там - опечатки... /511/
О Чехове можно написать много, по необходимо писать о нем очень мелко и
четко, чего я не умею. Хорошо бы написать о нем так, как сам он написал
"Степь", рассказ ароматный, легкий и такой, по-русски, задумчиво грустный.
Рассказ - для себя.
Хорошо вспомнить о таком человеке, тотчас в жизнь твою возвращается
бодрость, снова входит в нее ясный смысл.
Человек - ось мира.
А - скажут - пороки, а недостатки его?
Все мы голодны любовью к человеку, а при голоде и плохо выпеченный хлеб
- сладко питает. /512/
И.А.БУНИН
ЧЕХОВ
I
Я познакомился с ним в Москве, в конце девяносто пятого года. Мне
запомнилось несколько характерных фраз его.
- Вы много пишете? - спросил он меня как-то.
Я ответил, что мало.
- Напрасно, - почти угрюмо сказал он своим низким, грудным голосом. -
Нужно,
<> 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 >>>
- -
|
|
