|
|
|
|
- -
и искорки юмора вспыхивали в
глазах. Приходилось говорить и о тех конфликтах, которыми полна русская
жизнь, и о тех острых и больных вопросах, которые давно стоят перед русскою
жизнью в их строгой повелительности, но разговор о них недолго продолжался.
Лицо его делалось усталым и скучным, говорил он слова скучные и
утомительные, приводил какой-нибудь случай из деревенской или обывательской
жизни, характеризующий жестокость и некультурность этой жизни, иногда /573/
приводил свои заграничные впечатления и охотно переходил на другие темы, и
было видно, что ему скучно говорить и хочется уйти от надоедливой темы и что
он не любит острого, требовательного, повелительного. И когда у меня
вырывалось резкое, жесткое замечание о каком-нибудь его знакомом литераторе,
ему было неприятно, и он начинал оправдывать его и приводить смягчающие вину
обстоятельства.
Он стоит предо мною в темпом костюме, чуточку сгорбившись, с тихою
речью и мягкими манерами, немножко застенчивый. И в небольшом кабинете его
есть маленький фонарик, совсем маленький, где может поместиться только
коротенький диванчик, и когда Чехов говорит, он любит уходить в фонарик и
сидеть на маленьком диванчике. А в большом окне кабинета - разноцветные
стекла, чтобы мягче был свет, и против фонарика, над камином, Левитан
нарисовал маленькую картину - русская смутная, тихая даль со смутно
освещенными стогами сена... И встречал я у него людей добрых и мягких,
нетребовательных и неповелительных, и не влекло его к людям строгим, которые
остро ставят вопросы жизни и без колебаний отвечают на них...
Я вспоминаю полученное письмо и передаю ему "поклоны" - настоящие
московские поклоны - от знакомых писателей, которые любили его, и Антон
Павлович улыбается ласковою улыбкой, от которой молодело и светлело хмурое
лицо. И снова говорим мы о литературе и об искусстве, снова оживлялся он и
смеялся своим коротким смешком, и румянец выступал на бледных щеках. И
забывал он тогда Москву, и свою повышенную температуру, и свое унылое
ялтинское одиночество.
Одиночество. Он был окружен нежной заботливостью родных и близких,
широким и почтительным вниманием ялтинских людей, и тем не менее он был
одинок - ему недоставало привычной, желанной литературной обстановки,
широкой и желанной московской жизни.
В личных отношениях Чехов был мягкий, добрый, терпимый, быть может
слишком терпимый человек, но в литературных суждениях был строг, и его
отзывы о художественной стороне произведений не знали терпимости. Он
ненавидел все сытое, самодовольное, не знающее /574/ сомнений, не выносил
ничего напыщенного, риторического, претенциозного и фокусного и был
поразительно чуток ко всякой фальши, ко всему лживому, выдуманному,
изломанному. Здесь у него были определенные симпатии и антипатии, и были
пункты, в которых он был удивительно упорен. Я помню, как несколько раз он
старался убедить меня, что Гончаров - устарелый и скучный писатель, и никак
не мог понять, почему я, перечитавши Гончарова незадолго до нашего
разговора, продолжаю находить его интересным и талантливым. И в этих
разговорах чувствовалось, как он любил литературу и что он был воистину
писатель в лучшем, высоком русском смысле - в смысле правды, простоты и
искренности, которые всегда составляли главную особенность русской
литературы.
В доме тихо, и чувствуется одиночество в кабинете с газетами
<> 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 >>>
- -
|
|
