|
|
|
|
- -
и первое
представление последней его пьесы тоже было торжеством. Но как непохожи были
эти два торжества! Было беспокойно, в воздухе висело что-то зловещее. Не
знаю, может быть теперь эти события окрасились так благодаря всем
последующим, но что не было ноты чистой радости в этот вечер 17 января - это
верно. Антон Павлович очень внимательно, очень серьезно слушал все
приветствия, но временами он вскидывал голову своим характерным движением, и
казалось, что на все происходящее он смотрит с высоты птичьего полета, что
он здесь ни при чем, и лицо освещалось его мягкой, лучистой улыбкой, и
появлялись характерные морщины около рта, - это он, вероятно, услышал
что-нибудь смешное, что он потом будет вспоминать и над чем неизменно будет
смеяться своим детским смехом.
Вообще Антон Павлович необычайно любил все смешное, все, в чем
чувствовался юмор, любил слушать рассказы смешные и, сидя в уголке, подперев
рукой голову, пощипывая бородку, заливался таким заразительным смехом, что я
часто, бывало, переставала слушать рассказчика, воспринимая рассказ через
Антона Павловича. Он очень любил фокусников, клоунов. Помню, мы с ним как-то
в Ялте долго стояли и не могли оторваться от всевозможных фокусов, которые
проделывали дрессированные блохи. Любил Антон Павлович выдумывать - легко,
изящно и очень смешно, это вообще характерная черта чеховской семьи. Так, в
начале нашего знакомства большую роль у нас играла "Наденька", якобы жена
или невеста Антона Павловича, и эта "Наденька" фигурировала везде и всюду,
ничто в наших отношениях не обходилось без "Наденьки", - она нашла себе
место и в письмах{700}. /701/
Даже за несколько часов до своей смерти он заставил меня смеяться,
выдумывая один рассказ. Это было в Баденвейлере. После трех тревожных,
тяжелых дней ему стало легче к вечеру. Он послал меня пробежаться по парку,
так как я не отлучалась от него эти дни, и когда я пришла, он все
беспокоился, почему я не иду ужинать, на что я ответила, что гонг еще не
прозвонил. Гонг, как оказалось после, мы просто прослушали, а Антон Павлович
начал придумывать рассказ, описывая необычайно модный курорт, где много
сытых, жирных банкиров, здоровых, любящих хорошо поесть, краснощеких
англичан и американцев, и вот все они, кто с экскурсии, кто с катанья, с
пешеходной прогулки - одним словом, отовсюду собираются с мечтой хорошо и
сытно поесть после физической усталости дня. И тут вдруг оказывается, что
повар сбежал и ужина никакого нет, - и вот как этот удар по желудку
отразился на всех этих избалованных людях. Я сидела, прикорнувши на диване
после тревоги последних дней, и от души смеялась. И в голову не могло
прийти, что через несколько часов я буду стоять перед телом Чехова!
В последний год жизни у Антона Павловича была мысль написать пьесу. Она
была еще неясна, но он говорил мне, что герой пьесы - ученый, любит женщину,
которая или не любит его, или изменяет ему, и вот этот ученый уезжает на
Дальний Север. Третий акт ему представлялся именно так: стоит пароход,
затертый льдами, северное сияние, ученый одиноко стоит на палубе, тишина,
покой и величие ночи, и вот на фоне северного сияния он видит: проносится
тень любимой женщины.
Антон Павлович тихо, покойно отошел в другой мир. В начале ночи он
проснулся и первый раз в жизни сам попросил послать за доктором. Ощущение
чего-то огромного, надвигающегося придавало всему, что я делала, необычайный
покой и точность, как будто кто-то уверенно вел меня. Помню только жуткую
минуту потерянности: ощущение близости массы людей в большом спящем отеле и
вместе с тем чувство полной моей одинокости и беспомощности. Я вспомнила,
что в этом
<> 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 >>>
- -
|
|
