|
|
|
- -
По зеркальному льду скользят мужские ботфорты и женские ботинки с меховой опушкой. Скользящих ног так много, что, будь они в Китае, для них не хватило бы бфмбуковых палок. Солнцу светит особенно яркоб воздух особенно прозрачен, щечки горят ярче обыкновенного, глазки обещают больше, чем следует... Живи и наслаждайся, человек, одним словом! Но... "Дудки",- говорит судьба в лице моего... доброго знакомого. Я вдали от катка сижу на скамье под голым деревом и беседую с "ней". Я готов ее скушать вместе с ее шляпкой, шубкой и ножками, на которых блестят коньки - так хороша! Страдаю и в то же время наслаждаюсь! О любовь! Но... дудки... Мимо нас проходит наш департаментский "отворяйло и запирайло", наш Аргус и Меркурий, пирожник и рассыльный, Спевсип Макаровю В руках его чьи-то калоши, мужские и женские, должно быть превосходительныею Спевсип делает мне под козырек и, глядя на меня с умилением и любовью, останавливается около самой скамьи. - Холодно, ваше высокобл... бл... На чаишко бы! Хе-хе-с. Я даю ему двугривенный. Эта любезность трогает его донельзя. Он усиленно мигает глазками, оглядывается и говорит шепотом: - Оченно мне жалко вас, обидно, ваше благородие!.. Страсть как жалко! Точно вы мне сынок... Человек вы золотой! Душа! Доброта! Смиренник наш! Когда намедни он, превосходительство то есть, накинулся на вас - тоска взяла! Ей-богу! Думаю, за что он его? Ты и лентяй, и молокосос, и тебя выгоню, то да се... За что? Когда вы вышли от него, так на вас лица не было. Ей-богу... А я гляжу, и мне жалко... Ох, у меня всегда сердечность к чиновникам! И, обратясь к моей соседке, Спевсип, прибавляет: - Уж больно они плохи у нас насчет бумаг-то. Не ихнее это дело в умственных бумагах... Шли бы по торговой части или... по духовной... Ей-богу! Ни одна бумага у него толком не выходит... Все зря! Ну и достается на орехи... Сам заел его совсем. Турнуть хочет... А мне жалко. Их благородие добрые... Она смотрит мне в глаза с самым обидным состраданием! - Ступай! - говорю я Спевсипу задыхаясь. Я чувствую, что у меня даже калоши покраснели. Осрамил, каналья! А в стороне, за голыми кустами, сидит ее папенька, слушает и глазеет на нас, чтобы я впредь до "титкулярного" не смел и думать о... На другой стороне, за другими кустами, прохаживается ее маменька и наблюдает за "ней". Я чувствую эти четыре глаза... и готов подохнуть... 1
- -
|
|