|
|
|
|
- -
астронома
Б., и два шведа - Иван Мартыныч и Иван Вениаминыч {6}, добрые и приветливые
люди.
8 июля, перед обедом, "Байкал" снялся с якоря. С нами шли сотни три
солдат под командой офицера и несколько арестантов. Одного арестанта
сопровождала пятилетняя девочка, его дочь, которая, когда он поднимался по
трапу, держалась за его кандалы. Была, между прочим, одна каторжная,
обращавшая на себя внимание тем, что за нею добровольно следовал на каторгу
ее муж {7}. Кроме меня и офицера, было еще несколько классных пассажиров
обоего пола и, между прочим, даже одна баронесса. Читатель пусть не
удивляется такому изобилию интеллигентных людей здесь, в пустыне. По Амуру и
в Приморской области интеллигенция при небольшом вообще населении составляет
немалый процент, и ее здесь относительно больше, чем в любой русской
губернии. На Амуре есть город, где одних лишь генералов, военных и штатских,
насчитывают 16. Теперь их там, быть может, еще больше.
День был тихий и ясный. На палубе жарко, в каютах душно; в воде +18o.
Такую погоду хоть Черному морю впору. На правом берегу горел лес; сплошная
зеленая масса выбрасывала из себя багровое пламя; клубы дыма слились в
длинную, черную, неподвижную полосу, которая висит над лесом... Пожар
громадный, но кругом тишина и спокойствие, никому нет дела до того, что
гибнут леса. Очевидно, зеленое богатство принадлежит здесь одному только
богу.
После обеда, часов в шесть, мы уже были у мыса Пронге. Тут кончается
Азия, и можно было бы сказать, что в этом месте Амур впадает в Великий
океан, если бы поперек не стоял о. Сахалин. Перед глазами широко
расстилается Лиман, впереди чуть видна туманная полоса - это каторжный
остров; налево, теряясь в собственных извилинах, исчезает во мгле берег,
уходящий в неведомый север. Кажется, что тут конец света и что дальше уже
некуда плыть. Душой овладевает чувство, какое, вероятно, испытывал Одиссей,
когда плавал по незнакомому морю и смутно предчувствовал встречи с
необыкновенными существами. И в самом деле, справа, при самом повороте в
Лиман, где на отмели приютилась гиляцкая деревушка, на двух лодках несутся к
нам какие-то странные существа, вопят на непонятном языке и чем-то машут.
Трудно понять, что у них в руках, но когда они подплывают поближе, я
различаю серых птиц.
- Это они хотят продать нам битых гусей, - объясняет кто-то.
Поворачиваем направо. На всем нашем пути поставлены знаки, показывающие
фарватер. Командир не сходит с мостика, и механик не выходит из машины;
"Байкал" начинает идти все тише и тише и идет точно ощупью. Осторожность
нужна большая, так как здесь нетрудно сесть на мель. Пароход сидит
12½, местами же ему приходится идти 14 фут., и был даже момент, когда
нам послышалось, как он прополз килем по песку. Вот этот-то мелкий фарватер
и особенная картина, какую дают вместе Татарский и Сахалинский берега,
послужили главною причиной тому, что Сахалин долго считали в Европе
полуостровом. В 1787 г., в июне, известный французский мореплаватель, граф
Лаперуз {8}, высадился на западном берегу Сахалина, выше 48o, и говорил тут
с туземцами. Судя по описанию, которое он оставил, на берегу застал он не
одних только живших здесь айно, но и приехавших к ним торговать гиляков,
людей бывалых, хорошо знакомых и с Сахалином и с Татарским берегом. Чертя на
песке, они объяснили ему, что земля, на которой они живут, есть остров и что
остров этот отделяется от материка и Иессо (Японии) проливами {9}. Затем,
плывя дальше на север вдоль западного берега, он рассчитывал, что найдет
выход
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 >>>
- -
|
|
