|
|
|
|
- -
облака!
Больше всего Чехов любил природу и лучше всего себя чувствовал на лоне
природы. Наиболее жизнерадостные, наиболее тонкие и поэтические из его писем
вылились из-под его пера именно с этого вечно юного лона! Все же Петербургу
первое время принадлежали его лучшие \58\ симпатии и держались крепко добрый
десяток лет, вплоть до злополучного первого представления на александринской
сцене его "Чайки"{11}. Этот роковой день непредвиденно рассорил Чехова с
Петербургом, и с той поры он делается его редким гостем или появляется на
самое короткое время и с сохранением строжайшего инкогнито.
В общем этот первый период чеховской литературной известности - 1886 по
1896 год - можно считать наиболее счастливой половиной его личной жизни,
причем самая безоблачная полоса захватывает первые три года (получение
Пушкинской премии{12}, шумный успех "Иванова"{13}, сближение с
А.Н.Плещеевым, Д.В.Григоровичем, П.И.Чайковским, Всеволодом Гаршиным,
Владимиром Короленко и друг.). Зато и промелькнули эти первые годы нелепо,
неуловимо, точно сладкий майский сон, промелькнули в безоглядной
сумасбродной суете, оставив в воспоминании какие-то светлые праздничные
клочки...{14} В Москве мы по большей части засиживались с Чеховым в
дешевенькой ресторации Вельде (рядом с Малым театром), изредка ужинали у
Тестова, и еще реже в "Большой Московской"...
Вспоминается мне, между прочим, одно полночное пиршество в "Большой
Московской" гостинице в обществе А.П.Чехова и А.С.Суворина. Как ни был
последний в то время удручен своей недавней семейной потерей{15}, Чехов
сумел-таки его расшевелить и зажечь. Надо и то сказать - тема, тронутая
Чеховым (о рутине и тенденциозности, заедающих современную русскую
литературу и искусство), пришлась особенно по душе Суворину, и он
распахнулся, что называется вовсю, решительно увлекая своей художественной
чуткостью, заразительной искренностью и чисто юношеской запальчивостью...
Тема оказалась, однако, чересчур обширной, и было неудивительно, что, когда
мы покинули "Большую Московскую" гостиницу, на улице светало и в московских
церквах звонили к ранней обедне. А между тем, Суворин все еще продолжал
"гореть" и махать руками, и что-то доказывать... до самого подъезда
"Славянского базара", куда мы его довели. Со стороны нашу компанию смело
можно было принять за московских студентов, слушающих
профессора-шестидесятника, и меньше всего, конечно, подумать... об издателе
"Нового времени" и его сотрудниках...{16}
Да уж не во сне ли, в самом деле, это все было?..
О тогдашних "петербургских свиданиях" нечего и говорить: теперь,
издали, они мне представляются какой-то непрерывной вереницей радостных
тостов во славу русской \59\ литературы в лице Антона Павловича, бывшего
повсюду почетнейшим застольным гостем. Числа и месяцы в этой суматохе
невольно спутываются... То встречаешь с Антоном Чеховым новый год у
Суворина, то справляешь вместе "капустник" у артиста Свободина, то
присутствуешь на импровизированной в честь Чехова литературно-музыкальной
вечеринке у старика Плещеева... Сегодня устраивается в "Малом Ярославце"
торжественная "кулебяка" в день ангела Чехова, а спустя дня два сам Чехов
тащит меня на Васильевский остров "на блины" к
<> 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 >>>
- -
|
|
