|
|
|
|
- -
и мы с ним сзади пошли тоже. Меня переломило верхом-то
ехать, я слез и сел тут на бережку. Я песни пел да шутил. Разговору не было
худого. Потом этого встали и пошли.
- Ты расскажи мне про убийство, - перебиваю я,
- Постой. Дома я лег и спал до утрия, пока не разбудили; "Ступай, кто
из вас побил Андрея?" Тут уж и Андрея привезли, и урядник приехал. Урядник
стал допрашивать нас всех, никто мы не признаемся к этому делу. А Андрей еще
живой был и говорит "Ты, Сергуха, ударил меня стягом, а больше я ничего не
помню". Сергуха не признается. Мы все так и думали, что Сергуха, и начали
глядеть за ним, чтобы не сделал себе чего. Через сутки Андрей помер. Сергея
и подучи там свои, сестра да тесть: "Ты, Сергей, не отпирайся, тебе все
равно. Признавайся да подтягивай, кого ближе захватил. Тебе влегота будет".
Как только что помер Андрей, мы весь народ и собрались к старосте и Сергея
оповестили. Сергея допрашиваем, а он не признается. Потом пустили его к себе
ночевать в свой дом. Некоторые его здесь стерегли, не сделал бы себе чего. У
него тут ружьишко было. Опасно. Поутру хватились - его нет, тут соскорили у
него обыск делать, и по деревне искали, и в поле бегали, искали его. Потом
уж пришли из стану и объявили, что Сергей уже там. Тут нас начали забирать.
А Сергей, знашь, прямо к становому да к уряднику, на коленки стал и говорит
на нас, что Ефремовы дети уже года три нанимали побить Андрюху.
"Дорогой, говорит, шли мы втроем - Иван, да Егор, да я - и сговорились
вместе побить. Я говорит, корчевочкой ударил Андрюху, а Иван да Егор
схватились бить его, а я испужался да назад, говорит, побежал, за задними
мужиками". Потом нас - Ивана, Киршу, меня и Сергея - забрали и в тюрьму в
город.
- А кто такие Иван и Кирша?
- Братья мои родные. В тюрьму пришел купец Петр Михайлыч и взял нас на
поруки. И были на поруках у него до Покрова. Жили мы хорошо, сохранно. На
другой день Покрова нас судили в городе. У Кирши были свидетели - задние
мужики выправили, а меня так, брат, и влопало. Я на суде говорил то, что
тебе вот сказываю, как есть, а суд не верит: "Тут все так говорят и глазы
крестят, а все неправда". Ну, осудили, да в острог. В остроге жили под
замком, но только был я парашечником, подметал камеры и обед подносил.
Давали мне за это каждый по пайку хлеба в месяц. Фунта три будет с человека.
Как заслышали выход, телеграмму домой послали. Перед Николой было дело.
Женка и брат Кирша приехали нас проведать и кое-чего тут привезли из платья,
да еще кое-чего... Женка плакала-выла, да ничего не поделаешь. Как поехала,
я ей туда домой два пайка хлеба дал в гостинцы. Поплакали и поклон послали
детям и всем крещеным. Дорогой мы были скованы нарушнями. По два человека
шли. Я шел с Иваном. В Новгороде с нас карточки снимали, тут заковали нас и
головы брили. Потом в Москву погнали, В Москве, когда сидели, на помилование
прошение посылали. Как ехал в Одессу, не помню. Хорошо ехал. В Одессе нас
выспрашивали в докторской, скидывали одежу всю, оглядывали. Потом собрали
нас и погнали на пароход. Тут казаки и солдаты нас рядом вели по ступенькам
и посадили нас в нутро. Сидим на нарах, да и все. Всяк на свое место. На
верхней наре пять человек нас сидело. Сперва мы не понимали, а потом
говорят: "Поехали, поехали!" Ехали, ехали, а потом начало качать. Жар такой,
голые стояли народ. Кто блевал, а другой - ничего. Тут, конечно, больше
лежали. А шторм горазд был. Во все стороны кидало. Ехали, ехали, потом и
наехали. Нас так и толконуло. День туманливый. Сталось темно. Как толконуло,
и установилось, качается, знаешь, на скалах; думали, что рыбина это качает
под низом, ворочает пароход {2}. Наперед дергали, дергали - не сдернуть, да
назад зачали дергать. Назад стали дергать, посередке и проломило снизу.
Начали парусом дыру затягивать; затягивали,
<> 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 >>>
- -
|
|
