|
|
ООО РЕМОТЕКС продает под заказ
|
|
|
|
|
|
- -
Чехов".
Разбранил меня Антон Павлович: "отяжелела, отсырела". Сердится. А я уже
успела о многом размыслить и хотя не пришла ни к чему определенному, но,
казалось мне, стала рассуждать логично. Очень мне не по душе была эта
логика, очень не хотелось ей подчиняться, но должен же был разум взять верх
над чувством? Из-за этого чувства сколько уж я наделала глупостей!
Пригласила Антона Павловича, когда Миши не было дома. Что он мог подумать?
Соблазняла его тем, что мы будем одни. Что он мог заключить?
Все это я делала без дурного умысла и воображала, что и Антон Павлович
не видит в этом ничего предосудительного. А теперь я вспоминала слова Миши:
"Удивительно, до чего ты наивна! Прямо до глупости. Все мужчины более или
менее свиньи, и надо с этим считаться. Не клади плохо, не вводи вора в грех.
У тебя же какая-то мания доверия. Сколько раз я тебе говорил: не суди по
себе. Ты урод. У тебя темперамента ни /234/ на грош, а воображения - сверх
головы. Ты не знаешь людей, а воображаешь их, считаешь их такими, какими
тебе захочется их видеть, ну и садишься в лужу".
Я поняла, что села в лужу.
Оставалось только повиниться Мише, лишний раз услыхать от него горькую
правду, а затем... затем предать все забвению и опять жить без праздничного,
яркого солнца, без этого тайного счастья, уже привычного, уже необходимого.
Но "у женщины логики нет", - всегда говорил Миша. И опять он оказывался
прав (я всегда огорчалась, когда он оказывался прав).
Я не знаю, как это случилось, но вдруг все мои рассуждения смело, как
вихрем. И этот вихрь была моя вера, моя любовь, мое горе.
"Я вас любил и думал только о вас..."
И я решила. Он уехал потому, что я оттолкнула его. Да, конечно, я
оттолкнула! Я причинила ему боль. И он не знает, в каком я была состоянии...
и какое это было ужасное недоразумение... и как мне тяжело.
Промучившись еще дня два, я приняла решение. В ювелирном магазине я
заказала брелок в форме книги. На одной стороне я написала: "Повести и
рассказы. Соч. Ан.Чехова", а с другой - "Стран. 267, стр. 6 и 7".
Если найти эти строки в книге, то можно было прочесть: "Если тебе
когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми ее"{234}.
Когда брелок был готов, я вырезала в футляре напечатанный адрес
магазина, запаковала и послала в Москву брату. А его просила отнести и
отдать в редакцию "Русской мысли".
Брат передал футляр Гольцеву для передачи Антону Павловичу.
Я сделала все это с тоски и отчаяния, перемахнула, лишь бы Антон
Павлович не чувствовал себя отвергнутым и лишь бы не потерять его совсем.
Адрес же вырезала, чтобы не было явного признания, чтобы все-таки оставалось
сомнение для него, а для меня возможность отступления. Не могла же я отдать
ему свою жизнь! Разве что сразу четыре жизни: мою и детей. Но разве Миша
отдал бы их мне? И разве Антон Павлович мог их взять? /235/
VIII
Не могло быть сомнения, что Антон Павлович получил мой подарок. Я
ожидала последствий и тревожилась и волновалась. То мне казалось, что он
приедет, то я ждала от него письма и вперед сочиняла содержание. Иногда это
была холодная отповедь, на которую я тотчас же отвечала возможно
язвительнее, то несколько небрежных строк, милостыня, как бы разрешение
продолжать знакомство и переписку.
Но время шло, и не было ни Чехова, ни письма{235}, не было ровно
ничего.
Как мне надоело разбираться в моих мыслях! Повторять про себя все
сказанные Чеховым слова, которые я уж выучила наизусть и которые всегда ярко
вызывали
<> 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 >>>
- -
|
|
