|
|
|
|
- -
выписывал для них
каталоги растений, помогал начинающим писателям завязать отношения с
редакциями, хлопотал о постановке чужих пьес, вечно устраивал каких-нибудь
больных учительниц или земских служащих. И уезжая в Москву, он каждый раз
спрашивал, не надо ли чего привезти, прислать, особенно из Москвы, где, по
его мнению, только и можно было достать все настоящее и хорошее и откуда он
сам выписывал для себя и писчую бумагу, и конверты, и колбасу, и резиновые
калоши, и многое другое, что можно было получить в любом магазине на
набережной и получения чего из Москвы он иногда дожидался неделями. Но
переубедить его в этом было невозможно. Когда нас несколько человек задумало
создать санаторию для нуждающихся, то Чехов, к которому мы обратились за
содействием, /590/ очень горячо отозвался, объявил у себя прием
пожертвований и много времени терял на жертвователей, в большом числе
пользовавшихся случаем за небольшой взнос получить чеховский автограф в виде
квитанции. Расчетливо тративший на себя, он много раздавал, тайно помогал
отдельным учащимся.
Когда Чехов приступил к постройке дачи, он очень подробно и внимательно
разрабатывал с архитектором и приехавшей сестрой, Марией Павловной, план
дома. Предполагалось три жильца - он сам, мать и в летнее время сестра,
служившая тогда преподавательницей в одной из московских женских гимназий.
Требовалось, чтобы комнаты были по возможности изолированы. Оттого дом и
имел несколько странное расположение: прямо от входа кабинет Антона
Павловича, столько раз описанный, и отделенная от него незастекленной с
резьбой дверью небольшая, очень светлая спальня. В другом конце коридора
дверь в комнату матери, и в башенке наверху - комната Марии Павловны. Внизу
столовая и комната для гостей. Чехов перебрался на свой участок задолго до
того, как был готов дом, и жил в комнате при будущей кухне, помещавшейся в
отдельном небольшом флигеле{590}. Он очень много занимался будущим садом. У
него было большое стремление к своему углу, к покупке всяких участков, дач и
т.д. Вскоре после ауткинской дачи он приобрел участок в Кучук-Кое, около
Кикинеиза, верстах в 25 от Ялты, совершенно ему не нужный и никчемный, к
которому вел очень крутой спуск от шоссе с еще более крутым спуском от него
к морскому берегу.
Купил потому, что "там чудный вид, и все есть: и маленький домик, и
табачный сарай, и дроги, и нужно только будет из Москвы выписать ложки,
вилки, самовар. Почта рядом, я уверен, что и матери понравится". - "Но ведь
туда добраться нельзя". - "Это ничего, можно будет купить ослика, чудесно
будет, или еще и лошадь". А через год он еще купил участок в Гурзуфе{590},
потому что на самом берегу, "свой кусочек берега, и можно будет рыбу ловить,
чудесно!" И на обоих участках, я думаю, он был счетом не более двух-трех
раз. Когда после продажи сочинений Марксу получались свободные деньги, он
собирался и в Москве домик купить, "где-нибудь на окраине, но непременно с
садом", /591/ и где-нибудь дачу под Москвой, непременно около речки. И когда
я ему говорил, что он тоже свой крыжовник любит{591}, то он смеялся и
говорил: "Здесь же крыжовника нет, а миндаль, грецкий орех". Но его
привлекал, конечно, не крыжовник, а именно свой угол, сад. Он очень любил
растения и цветы и понимал толк в них и в уходе за ними. И чудный сад,
вполне разросшийся уже только после его смерти, целиком дело его рук. Я
думаю, что лучшими часами в его жизни были те, когда он в хорошие дни
возился в саду, окруженный не отступавшими от него собачками, преемниками
славных мелиховских такс Брома Исаевича и Хины Марковны, и танцующим
<> 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 >>>
- -
|
|
