|
|
|
|
- -
/>строчках. Но еще характернее то, что, когда впоследствии, уже сделавшись
счастливым отцом, этот мой приятель спросил, вспомнив о письме, откуда Чехов
так хорошо знает эти чувства, А.П. ответил спокойно, даже равнодушно:
- Да ведь, когда я жил в деревне, мне же постоянно приходилось
принимать у баб. Все равно - и там такая же радость.
Если бы Чехов не был таким замечательным писателем, он был бы
прекрасным врачом. Доктора, приглашавшие его изредка на консультации,
отзывались о нем как о чрезвычайно вдумчивом наблюдателе и находчивом,
проницательном диагносте. Да и не было бы ничего /567/ удивительного в том,
если бы его диагноз оказался совершеннее и глубже диагноза, поставленного
какой-нибудь модной знаменитостью. Он видел и слышал в человеке - в его
лице, голосе, походке - то, что было скрыто от других, что не поддавалось,
ускользало от глаза среднего наблюдателя.
Сам он предпочитал советовать, в тех редких случаях, когда к нему
обращались, средства испытанные, простые, по преимуществу домашние. Между
прочим, чрезвычайно удачно лечил он детей.
Верил он в медицину твердо и крепко, и ничто не могло пошатнуть этой
веры. Помню я, как однажды он рассердился, когда кто-то начал свысока
третировать медицину по роману Золя "Доктор Паскаль".
- Золя ваш ничего не понимает и все выдумывает у себя в кабинете, -
сказал он, волнуясь и покашливая. - Пусть бы он поехал и посмотрел, как
работают наши земские врачи и что они делают для народа.
И кто же не знает, какими симпатичными чертами, с какой любовью сквозь
внешнюю жесткость и как часто описывал он этих чудных тружеников, этих
неизвестных и незаметных героев, сознательно осуждающих свои имена на
забвение? Описывал, даже не щадя их.
IX
Есть изречение: смерть каждого человека на него похожа. Невольно
вспоминаешь его, когда думаешь о последних годах жизни Чехова, о последних
его днях, даже о последних минутах. Даже в самые его похороны судьба внесла,
по какой-то роковой последовательности, много чисто чеховских черт.
Боролся он с неумолимой болезнью долго, страшно долго, но переносил ее
мужественно, просто и терпеливо, без раздражения, без жалоб, почти без слов.
За последнее время лишь мимоходом, небрежно упоминает он в письмах о своем
здоровье "Здоровье мое поправилось, хотя все еще хожу с компрессом...",
"Только что перенес плеврит, но теперь мне лучше...", "Здоровье мое
неважно... пишу понемногу..."{567}
Не любил он говорить о своей болезни и сердился, когда его
расспрашивали. Только, бывало, и узнаешь /568/ что-нибудь от Арсения.
"Сегодня утром очень плохо было - кровь шла", - скажет он шепотом, покачивая
головой. Или Евгения Яковлевна сообщит по секрету с тоской в голосе:
- А сегодня Антоша опять всю ночь ворочался и кашлял. Мне через стенку
все слышно.
Знал ли он размеры и значение своей болезни? Я думаю, знал, но
бестрепетно, как врач и мудрец, глядел в глаза надвигавшейся смерти. Были
разные мелкие обстоятельства, указывавшие на это. Так, например, одной даме,
жаловавшейся ему на бессонницу и нервное расстройство, он сказал спокойно, с
едва лишь уловимым оттенком покорной грусти:
- Видите ли, пока у человека хороши легкие, все хорошо.
Умер он просто, трогательно и сознательно. Говорят, последние его слова
были: "Ich sterbe!"*. И последние его дни были омрачены глубокой скорбью за
Россию, были взволнованы ужасом кровопролитной, чудовищной японской войны...
______________
* Я умираю!
<> 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 >>>
- -
|
|
