|
|
|
|
- -
бенефис Н.В.Светлова в театре
Корша{113}. Вот что об "Иванове" рассказывал мне брат Антоши, Иван Павлович:
- Я носил пьесу в театр Корша. Понравилась. Потом как-то зашел я на
репетицию и застал в буфете бенефицианта Светлова и Градова-Соколова Светлов
ругательски ругал пьесу: "Какая это пьеса для бенефиса? Одно название чего
стоит - "Иванов". Кому интересен какой-то Иванов? Никто и не придет". -
"Нет, брат, ошибаешься, - возразил Градов-Соколов. - Во-первых, автор -
талантливый писатель, а во-вторых, название самое бенефисное: "Иванов" или
"Иванов". Каждому "Иванову" и "Иванову" будет интересно узнать, что такое
про него Чехов написал. И если только одни Ивановы придут - у тебя уж полный
сбор обеспечен..."
И действительно, Градов-Соколов предсказал верно. /114/
Когда начался разъезд после спектакля, только и слышалось у подъезда:
- Карету Иванова!
- Одиночку Иванова!
- Лихач от Большой Московской с Ивановым!
- Кучер полковника Иванова!..
В 1886 году от Антона Павловича я получил его книжку "Пестрые
рассказы", изданные "Осколками". Самую первую свою книжечку, "Сказки
Мельпомены", он дал мне еще в 1884 году. Вслед за "Пестрыми рассказами" он
напечатал в том же году в типографии братьев Вернер, на Арбате, вторую книгу
- "Невинные речи"{114}. У Вернеров мы оба работали в издаваемом ими журнале
"Сверчок".
Чехов посоветовал и мне собрать и издать свои очерки и рассказы,
которых за последние два года, благодаря моему увлечению беллетристикой,
накопилось порядочно.
- Кто же мне издаст?
- А Собачий Воротник.
Так Чехов называл младшего Вернера, щеголя, носившего пальто с
воротником из какого-то серого меха.
Но Собачий Воротник отказался издать мою книгу, а предложил напечатать
ее в кредит. И я напечатал "Трущобные люди".
Ее сожгли. Уцелел лишь один экземпляр, переплетенный из листов, тайком
данных мне фактором*. Единственный экземпляр моей книги я подарил жене{114}.
Близкие знакомые, желавшие прочитать книгу, приходили к нам. Пришел и Чехов.
______________
* Фактор - в дореволюционной России управляющий технической частью
типографии.
- Ну, конечно нецензурно. Хоть ты мне бы показал, что печатать
хочешь... Можно было бы что-нибудь сделать. А то уж одно название -
"Трущобные люди" - напугало цензуру. Это допустимо было в шестидесятых
годах, когда цензоры либеральничали в угоду времени. Ну и дальше заглавия:
"Человек и собака", "Обреченные", "Каторга", "Последний удар"... Да разве
это теперь возможно?
- Вы подумайте, Антон Павлович, - у жены это любимое слово было, - вы
подумайте, как же не /115/ напечатать книгу, когда все помещенные в ней
очерки были раньше напечатаны?
- В отдельности могли проскочить и заглавия и очерки, а когда все
вместе собрано, действительно получается впечатление беспросветное... Все
гибнет, и как гибнет! Мрачно все...
И тут же Чехов утешил нас:
- Ну, да скоро доживем мы до того времени, когда эту книгу Гиляя
напечатают, и увидим ее большой успех... А это будет... будет... Идет к
тому...
Сожгли мою книгу, и как будто руки отшибло писать беллетристику. Я весь
отдался репортерству, изредка, впрочем, писал стихи и рассказы, но далеко
уже не с тем жаром, как прежде.
Я увлекся конским
<> 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 >>>
- -
|
|
