|
|
|
|
- -
/> Лукавая усмешка мелькает и скрывается.
- Прислал мне записку на изящнейшем листке почтовой бумаги с графскою
короною, осведомляясь, может ли он иметь честь навестить меня? Ну, я ему
ответил, что, конечно, буду рад принять его у себя, но что сегодня же съезжу
к нему. Советую и вам навестить старика. Ему это даже польстит, доказав, что
он не /617/ совсем позабыт современным поколением и что даже представители
печати...
Опять лукавая усмешка.
...представители, так сказать, шестой там или седьмой великой державы
им, покойником Салиасом, интересуются!
"Покойником" не я его, а он сам себя называть любит! И... и прав. И
жалко признаваться, а так. Ведь это и в физическом смысле - живой труп, - он
разбит параличом, еле ползает, перегнувшись пополам, а в литературном смысле
- совсем, ну совсем покойник. Страшная, знаете, ирония судьбы! Ведь тоже -
талант был, и большой и интересный талант. Вы вспомните, начал-то он как и с
чего? Написал огромнейший и, право же, интереснейший роман "Пугачевцы"{617}.
По своему времени - литературное событие первого ранга было. Чуть-чуть не
наравне с "Войною и миром" Толстого трактовалось. Мамаши наши как этим
романом зачитывались?! Да в нем и есть немало достоинств, и - прежде всего -
отличная форма, отличный язык, великолепно разработанная фабула. А этот
роман, не забывайте, был написан почти мальчиком. Человеком, который только
краешком глаза взглянул на жизнь!
И вот, судя по этому роману, которым молодой Салиас, как говорится,
размахнулся, - от него бог весть чего можно было бы ожидать! А что вышло?
Что он дал после?
С ним, очевидно, случилась какая-то внутренняя катастрофа. Что-то,
знаете, внутри - сломалось, расхлябалось. Бывает это - в сложных аппаратах,
в часах. Часы, знаете, с великолепною гравированною золотою крышкой. Стекло
- и то цело. Циферблат - и тот не тронут. А тряхнешь - внутри звон и шум.
Столпотворение вавилонское. Затикает маятник, протикает десять или
пятнадцать секунд и потом - стоп машина. Стоят часы. Как мужики говорят:
- Нутро перегорело! Середка испорчена!
Вот после "Пугачевцев" у бедняги Салиаса его литературное нутро,
знаете, должно быть, того... перегорело!
- Да ведь он и после "Пугачевцев" писал немало!
- Даже очень много! Даже слишком много! Но вы обратите внимание:
по размеру - уже ни единой такой большой вещи не написал. Это очень
характерный /618/ признак. Как в часах, "завод" стал коротким. То "заводил"
свой талант на тысячу страниц, а то и на три сотни трудно. По содержанию -
еще характернее: повторяю, с ним, с Салиасом, как с писателем какая-то
внутренняя катастрофа приключилась. Какая-то сложная болезнь интеллекта.
Личность раздвоилась. Получилось как бы два Салиаса. Один - новый,
совершенно лишенный творческого дара, и другой - весь измятый, изломанный,
изорванный, но живучий - старый. И этот старый остался с старым циклом идей.
Обратите внимание: все почти сплошь то, что Салиас написал после
"Пугачевцев", - это является не больше как развитием его же собственных,
салиасовских, старых, им уже вскользь в "Пугачевцах" использованных тем.
Когда он был молод, - набрал этих тем столько, что, как говорится,
просто швырялся ими, не давая себе труда вычеканить, отгранить. И наворотил,
нашвырял груду: "Пугачевцы". Потом сам внутренне сломался, раздвоился.
Творить нового уже был не в силах, но и отстать от творчества механически
уже не мог. И вот начал постоянно возвращаться к своему же, к старому, к
небрежно навороченному, брошенному, рыться в этой горе, выкапывать
<> 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 >>>
- -
|
|
