|
|
|
|
- -
С этой стены и пошел разговор о писательстве.
- Как так сюжетов нет? - настаивал на своем Антон Павлович. - Да все -
сюжет, везде сюжет. Вот посмотрите на эту стену. Ничего интересного в ней
нет, кажется. Но вы вглядитесь в нее, найдите в ней что-нибудь свое, чего
никто еще в ней не находил, и опишите это. Уверяю вас, хороший рассказ может
получиться. И о луне можно написать хорошо, а уж на что тема затрепанная. И
будет интересно. Только надо все-таки увидать и в луне что-нибудь свое, а не
чужое и не избитое.
- А вот это разве не сюжет? - указал он в окошко на улицу, где стало
уже светать. - Вон смотрите: идет монах с кружкой собирать на колокол...
Разве не чувствуете, как сама завязывается хорошая тема?.. Тут есть что-то
трагическое - в черном монахе на бледном рассвете...
За чаем, который благодаря лимону тоже отдавал немножко луком, разговор
перекидывался с литературы на жизнь, с серьезного на смешное. Между прочим,
Чехов уверял нас, что никакой "детской" литературы не существует.
- Везде только про Шариков да про Барбосов пишут. Какая же это
"детская"? Это какая-то "собачья" литература! - шутил Антон Павлович,
стараясь говорить как можно серьезнее.
И сам же вскоре написал "Каштанку" и "Белолобого"{477} - про собак.
Гиляровский много острил, забрасывал хлесткими экспромтами, и время
летело незаметно.
Стало уже совсем светло. Улица оживилась. Мне было хорошо и радостно.
Как сейчас вижу молодое, милое лицо Чехова, его улыбающиеся глаза. Таким
жизнерадостным, как в эту первую встречу, я никогда уже, во всю жизнь,
Антона Павловича не видал.
К молодым писателям Чехов относился всегда благожелательно и ко многим
очень сердечно. Всегда говорил, что писателю нельзя сидеть в четырех стенах
и /478/ вытягивать из себя свои произведения, что необходимо видеть жизнь и
людей, слышать подлинные человеческие слова и мысли и обрабатывать, а не
выдумывать их.
- Поезжайте в Японию, - говорил он одному. - Поезжайте в Австралию, -
советовал другому.
Вспоминается, как встретились мы однажды в вагоне. Встреча была
совершенно случайная. Он ехал к себе в Лопасню, где жил на хуторе, а я - в
подмосковную дачную местность Царицыно, снимать дачу на лето.
- Не ездите на дачу, ничего там интересного не найдете, - сказал Чехов,
когда узнал мою цель. - Поезжайте куда-нибудь далеко, верст за тысячу, за
две, за три. Ну, хоть в Азию, что ли, на Байкал. Вода на Байкале бирюзовая,
прозрачная: красота! Если времени мало, поезжайте на Урал: природа там
чудесная. Перешагните непременно границу Европы, чтобы почувствовать под
ногами настоящую азиатскую землю и чтоб иметь право сказать самому себе:
"Ну, вот я и в Азии!" А потом можно и домой ехать. И даже на дачу. Но дело
уже будет сделано. Сколько всего узнаете, сколько рассказов привезете!
Увидите народную жизнь, будете ночевать на глухих почтовых станциях и в
избах, совсем как в пушкинские времена; и клопы вас будут заедать. Но это
хорошо. После скажете мне спасибо. Только по железным дорогам надо ездить
непременно в третьем классе, среди простого народа, а то ничего интересного
не услышите. Если хотите быть писателем, завтра же купите билет до Нижнего.
Оттуда - по Волге, по Каме...
Он начал давать практические советы, как будто вопрос о моей поездке
был уже решен. На станции Царицыно, когда я выходил из вагона, Антон
Павлович на прощанье опять сказал:
- Послушайтесь доброго совета, купите завтра билет до Нижнего.
Я послушался и через несколько дней уже плыл по реке Каме, без цели и
назначения, направляясь пока в Пермь. Дело было в 1894 году. За Уралом я
увидел страшную жизнь
<> 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 >>>
- -
|
|
