|
|
выпускаем на потоке под ключ
Рекомендуем для всех и каждого.
ламинат,
|
|
|
|
|
|
- -
/>вас, чтобы не оскорбить. Знали ли вы это?
Он взял мою руку и сейчас же оставил ее, как мне казалось, с
отвращением.
- О, какая холодная рука!
И сейчас же он встал и посмотрел на часы.
- Половина второго. Я успею еще поужинать и поговорить с Сувориным, а
вы ложитесь скорей спать. Скорей.
Он что-то искал глазами на столе, на диване.
- Я, кажется, обещал еще завтра повидаться с вами, но я не успею. Я
завтра уезжаю в Москву. Значит, не увидимся.
Он опять внимательно оглянулся, пошел к столику у окна и взял пакет с
рукописями. Я же сидела как мертвая, не шевелясь.
В ушах у меня шумело, в голове вихрем неслись мысли, но ни одной я не
могла остановить, схватить, понять. Сказать я тоже ничего не могла. Что
делалось в моей голове? Как это было мучительно! Мысли это неслись или
облака несло ветром? Каждую минуту я могла упасть в обморок. Мысли...
Облака... - "А Антон Павлович уходит".
Я с трудом встала и пошла его провожать.
- Так не увидимся, - повторил он. Я молчала и только вяло пожала его
руку.
Мы жили на четвертом этаже. Вся лестница была ярко освещена. Я стояла
на площадке и смотрела, как он бежит вниз. На первом повороте я его
окликнула:
- Антон Павлович!
Он остановился и поднял голову. Подождал и опять побежал.
Я ничего не сказала.
VII
Когда Антон Павлович ушел, я закуталась в платок и стала ходить по
комнатам. Ходила и тихо стонала. Было не то что больно, а невыносимо
тревожно, тесно в груди. Перед глазами все стояло лицо Антона Павловича,
строгое, с холодными, требовательными глазами. Представлялись и жалкие
остатки ужина на блюдах... Невольно я отмахивалась рукой: фу! Кошмар! /231/
Очень устала ходить и немного пришла в себя. В голове облака начали
проясняться, исчезать.
"Я вас любил..." - вдруг ясно прозвучало в ушах.
Я пришла в темный кабинет и села на прежнее место.
"Знали вы это?"
Закрыв глаза, я сидела, откинувшись на спинку кресла.
"Я любил вас. Мне казалось, что нет другой женщины на свете, которую я
мог бы так любить..."
Я закрыла лицо руками и дрожала.
"...еще тяжелее расстаться... Еще тяжелее..."
И тогда я заплакала.
"А теперь? - думала я, - кончено? Расстались? Завтра уедет в Москву. Я
- не такая, как была: неинтересная, вялая, сонная, негостеприимная.
Подурнела, постарела... Любил... И за это теперь ненавидит. И глаза
ненавидящие... Кончено, все кончено! и свидания, и дружба, и переписка.
Расстались, а ему не тяжело".
И вдруг я вспомнила: а мои рукописи-то он взял! Долго искал, нашел и
взял. Значит, вернет, может быть напишет что-нибудь? Еще, значит, не все
кончено... Не совсем все, можно еще ждать чего-то? Читать будет мое.
Конечно, из великодушия, по доброте своей, но со скукой, с досадой, может
быть с отвращением. Ах, лучше бы не читал!
Я плакала навзрыд, вытирая мокрое лицо мокрым платком.
- Нет, я не знала! - повторяла я про себя, отвечая на его вопрос: знали
ли вы? - Нет, я не знала! Я была бы счастлива, если бы знала, а я не была
счастлива, никогда, никогда!
"Вас любить можно только чисто и свято на всю жизнь. Я боялся коснуться
вас, чтобы не оскорбить".
Он это сказал. И еще: "Вы были для меня святыней..."
<> 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 >>>
- -
|
|
