|
|
|
|
- -
своих здравствующих и умерших
родственников.
Хор, однако же, не распался. Судьба готовила ему новое поприще для
приложения его "усердия" - и это был самый ужасный, самый тяжелый и самый
утомительный /72/ период для Антона Павловича. Это было то время, когда в
подрастающем мальчике начинает развиваться самолюбие и когда каждый ложный
шаг, каждая ошибка и каждый косой взгляд кажутся преувеличенными и очень
больно терзают молодую душу.
В Таганроге существует дом, называемый Дворцом. Это - большой, угловой,
одноэтажный дом с садом, принадлежавший некогда - как гласит предание -
частному лицу, кажется, генералу Папкову. В этом доме жил и умер Александр
I. С тех пор он и стал называться Дворцом, и по его панелям и днем, и ночью
расхаживают взад и вперед с шашками наголо часовые-казаки. Одна из комнат в
этом доме обращена в домовую церковь императора. Церковь - замечательно
скромна и проста. Иконостас в ней - полотняный и такой зыбкий, что когда
отворяются царские врата, то он весь волнуется и дрожит. Он делит комнату на
две части, в одной из которых помещается алтарь, а другая отведена для
молящихся. Пол устлан старыми, потертыми коврами. Церковь эта очень долго
стояла запертою, и ключ от нее хранился у смотрителя Дворца. Какими-то
судьбами и ходатайствами ее приписали к собору и отдали в распоряжение
соборного протоиерея. Последний отрядил туда одного из соборных же иереев и
открыл в ней богослужение.
Службы происходили по большим праздникам и по постам. Особенно тяжелы
они были в великом посту, на страстной неделе. В дворцовую церковь ездила
говеть городская знать во главе с градоначальником (Таганрог тогда был
градоначальством). Публика была все отборная, аристократическая, и Павлу
Егоровичу очень хотелось прихвастнуть перед нею и своим хором, и умением
дирижировать, а главное - умением воспитывать своих детей не как-нибудь, а в
страхе божием. Поэтому он всячески старался выдвигать их и этим - сам того
не подозревая - причинял им много огорчений. В великопостной службе есть
красивое трио: "Да исправится молитва моя". Поется эта молитва обыкновенно
среди церкви, на виду у всех молящихся, и исполнение ее, чтобы оно было хоть
сколько-нибудь сносно, требует непременно хороших голосов. Голосами своих
чад Павел Егорович прихвастнуть не мог и знал это, но болезненное самолюбие
и желание показать себя перед /73/ аристократией были в нем в этом случае
непобедимы. Он заставил своих троих сыновей-гимназистов разучить это
песнопение и неумолимо выводил их на середину церкви.
Понять психику Антона Павловича в эти мгновения не трудно.
Неуверенность в своих силах, свойственные детскому возрасту робость и боязнь
взять фальшивую ноту и осрамиться - все это переживалось им и действовало на
него угнетающим образом. Само собою понятно, что при наличности таких
ощущений голоса доморощенного трио дрожали, пение путалось и торжественное
"Да исправится" не менее торжественно проваливалось. К тому же
заключительный куплет приходилось исполнять обязательно на коленях, и
строгий регент требовал этого, забывая, что на ногах детей сапоги страдают
недочетами в подметках и каблуках. А выставлять напоказ, публично,
протоптанную, дырявую грязную подошву - как хотите - обидно, особенно же для
гимназиста, которого могут засмеять товарищи и который уже начинает
помышлять о том, чтобы посторонние были о нем выгодного мнения...
Антон Павлович всякий раз краснел и бледнел от конфуза, и самолюбие его
страдало ужасно. Дома же после неудачного трио всем троим певцам приходилось
выслушивать от строгого отца и оскорбленного в своих лучших ожиданиях
<> 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 >>>
- -
|
|
