|
|
тренинги для женщин, - записаться
|
|
|
|
|
|
- -
вам верю.
Об одном из моих отзывов я до сих пор не могу вспоминать без улыбки.
Помню, в первую пору знакомства с Чеховым мы вели оживленный спор о
вещах, вошедших в его сборник "Пестрые рассказы". Некоторыми Чехов был очень
недоволен, я отстаивал их и затем сказал:
- Но есть у вас рассказ, который черт знает зачем попал в сборник. На
вашем месте я ни за что бы его не включил!
- Какой это? - заинтересовался Чехов.
- "О вреде табака".
Мне показалось, что Чехов посмотрел на меня какими-то странными
глазами; но затем он сказал задумчиво:
- Нет, что же... "О вреде табака" не плохой рассказ... - Он добавил еще
что-то в его защиту, все глядя на меня странными глазами, но я ответил
упрямо:
- Не знаю... Может быть... Но я бы в свой сборник его не включил. /163/
У меня создалось такое впечатление, что Чехов питает пристрастие к
своему слабому детищу, подобно тому как многие родители наиболее любят своих
захудалых детей, и только уже после смерти Чехова, читая в первом томе его
писем письмо к В.В.Билибину от 14 февраля 86 года, я узнал истинный взгляд
Чехова на никогда не нравившуюся мне вещь:
"Работы очень много, - пишет Чехов. - Некогда даже обедать. Сейчас
только что кончил сцену-монолог "О вреде табака", который предназначался в
тайнике души моей для комика Градова-Соколова. Имея в своем распоряжении
только 2 1/2 часа, я испортил этот монолог и... послал его не к черту, а в
"Пет. газ.". Намерения были благие, а исполнение вышло плохиссимое"...
Письмо это писано Чеховым приблизительно за год до нашего спора о
слабом монологе; кстати: во второе издание "Пестрых рассказов" Чехов,
насколько помню, этот монолог не включил{163}.
В одном из писем к Е.М.Ш., рассказы которой Чехов исправлял, шлифовал и
рассылал по редакциям очень усердно, Чехов поминает обо мне и говорит, что я
"тоже прошел через его цензуру"{163}. Я не знаю точно, что подразумевал
Чехов под этими словами, но если правку рассказов, то это не совсем верно.
Фактически Чехов исправил 2-3 моих субботника, которые прошли в "Нов.
времени" и за которые Суворин - помимо Чехова, ибо Чехов был удивлен этим
гонораром - заплатил мне небывалый для нововременских новичков гонорар. Да
еще Чехов просмотрел мой водевиль "Старый друг" и сделал мне много ценных
указаний. В "Осколках" я напечатал длинный ряд рассказов еще до знакомства с
Чеховым, а затем ни один мой рассказ из десятков и даже сотен, появившихся в
"Пет. газете" или где бы то ни было, не был известен Чехову до появления его
в печати. Я не любил быть навязчивым, да и самая срочность постоянной работы
в "Пет. газете" служила препятствием для какой-либо правки Чехова, тем более
что я около трех лет до переезда в Москву писал в газету из глухого угла
Владимирской губернии. Во время редактирования Чеховым беллетристического
отдела в "Русской мысли"{163} он не раз предлагал мне написать рассказ для
журнала, а я не раз сообщал ему темы, на которые думал писать; некоторые
темы Чехов вполне одобрил, но тут дело не /164/ дошло ни до правки, ни до
цензуры Чехова, потому что никакого рассказа для "Русской мысли" я не
написал. Я не был ленив, работал много, но у меня было почти физическое
отвращение к работе в толстых журналах, потому что в газетах я писал
свободно то, что мне хотелось писать, писал - как поют птицы, а для толстых
журналов в те годы тенденция была почти обязательна. Я испытывал то чувство,
которое Чехов так метко характеризует в одном из писем 94 года: "хочется про
чертей писать, про страшных, вулканических женщин, про колдунов, но, увы,
требуют благонамеренных повестей и рассказов из жизни Иванов Гаврилычей и их
<> 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 >>>
- -
|
|
