|
|
мысльте прикупить билеты?
|
|
|
|
|
|
- -
рода. Он даже шутливо каялся в том, что страдает своего рода
"автобиографофобией".
Дополнительным доказательством этому служит следующий эпизод. После
смерти И.И.Левитана С.П.Дягилев в течение нескольких лет упрашивал Чехова
написать для журнала "Мир искусства" воспоминания об этом художнике,
прекрасно знакомом Антону Павловичу с юных лет. Чехов пообещал, но так
ничего и не сделал. Конечно, он был уже тяжко болен. Известную роль могло
тут сыграть и его уклончивое отношение к попыткам Дягилева вообще
"завербовать" Чехова в сотрудники и даже в редакторы своего журнала. Однако
едва ли не главной причиной, почему аккуратнейший Антон Павлович не исполнил
своего обещания, вероятней, было то, что, говоря о покойном, Чехову вряд ли
бы удалось избежать упоминаний о его однокашнике, своем брате Николае и обо
всем чеховском семействе и себе самом.
В одном из писем к Вл.И.Немировичу-Данченко по поводу его прозаических
произведений Чехов заметил: "...Вы становитесь все лучше и лучше, и точно
каждый год к Вашему таланту прибавляется по этажу".
Пользуясь этим удачным образом, можно сказать, что "закладка
фундамента" чеховского характера и таланта осталась волей обстоятельств как
бы вне поля зрения писавших о нем.
Отнюдь не только соображения объема объясняют отсутствие в настоящем
издании известных воспоминаний Александра Чехова о таганрогском детстве и
куда менее известных заметок на эту же тему, написанных рано умершим
Николаем. В тех и других есть элемент "сочинительства" или, уж во всяком
случае, стилизации, навеянных у Николая Павловича веселыми импровизациями
Антоши Чехонте, в "паре" с которым он нередко выступал в журналах 80-х
годов, а у Александра - "набитостью" руки на расхожей газетной беллетристике
и, быть может, бессознательным желанием использовать сочувственный и слегка
сентиментальный интерес читателей начала века к не лишенному горечи детству
недавно скончавшегося писателя ("приходилось с грустью и со слезами
отказываться от всего того, что свойственно и даже настоятельно необходимо
детскому возрасту, и проводить время в лавке, которая ему ненавистна").
Если в других, часто совсем беглых и эпизодических, также не
вместившихся в рамки настоящей книги, рассказах современников о
Чехове-гимназисте внимание почти неизменно акцентируется на его юморе, \7\
веселости, любительских актерских выступлениях*, то в воспоминаниях старшего
брата все эти солнечные блики просыпающегося таланта "заживо" погребены под
густыми мрачными красками, слегка напоминающими о подчеркнуто-обличительных
полотнах поздних, уже заметно окостенелых в своих приемах передвижников**.
______________
* Исключение составляет, пожалуй, лишь свидетельство И.Я.Шамковича о
гневной реакции юного Чехова на пощечину, которую один гимназист дал другому
"по идейным соображениям" (ЦГАЛИ). При всей внешней мимолетности этого
эпизода он явственно перекликается с позднейшим уничтожающе-брезгливым
отзывом Антона Павловича о способности брата Александра дать пощечину "кому
бы то ни было и где бы то ни было", а также с едкой репликой Шабельского в
пьесе "Иванов" о Львове: "Того и гляди, что из чувства долга по рылу
хватит..."
** Между тем И.А.Бунин вспоминал, например, что, рассказав о "проклятом
холоде", царившем в отцовской лавке, Антон Павлович прибавлял: "А я все-таки
с наслаждением заворачивал эту ледяную свечку в обрывок хлопчатой бумаги".
Это сохранившееся в памяти ощущение
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 >>>
- -
|
|
