- -
мне есть хочется, как от прислуги совестно». Да, брат... Я этих баб прекрасно изучил... Пятидневное беспутство простится мне, но голодуха не прощается. — Да, головомойка будет важная... — вздохнул Федор Елисеич. — Она рассуждать не будет... Ей нет дела до того, что я сознаю свою вину, что я глубоко несчастлив... Какое ей дело? Женщинам нет до этого дела, особливо если они заинтересованы... Человек страдает, задыхается от стыда, рад пулю пустить себе в лоб, но он виноват, он согрешил, и его бичевать нужно... И хоть бы она хорошо выбранилась или побила, но нет, она встретит тебя равнодушно, молча, неделю целую будет казнить тебя презрительным молчанием, язвить, донимать жалкими словами... Можешь себе представить эту инквизицию. — А ты прощения попроси! — посоветовал сослуживец. — Напрасный труд... На то она и добродетельна, чтоб не прощать грешных. Идя из трактира домой, Николай Максимыч придумывал фразы, какими он ответит жене. Он воображал себе бледное, негодующее лицо, заплаканные глаза, поток язвительных фраз, и его душу наполняло малодушное чувство страха, знакомое школьникам. «Э, плевать! — решил он, дернув у своей двери за звонок. — Что будет, то будет! Коли невыносимо станет, уйду. Выскажу ей всё и уйду куда глаза глядят». Когда он вошел к себе, жена Маша стояла в передней и вопросительно глядела на него. «Пусть она начинает», — подумал он, взглянув на ее бледное лицо и нерешительно снимая калоши. Но она не начинала... Он вошел в гостиную, потом в столовую, а она всё молчала и глядела вопросительно. «Пущу себе пулю в лоб! — решил он, сгорая со стыда. — Не могу дольше терпеть! Сил нет!» Минут пять ходил он из угла в угол, не решаясь заговорить, потом быстро подошел к столу и написал карандашом на газетном листе: «Кутил и получил отставку». Жена прочла, взяла карандаш и написала: «Не нужно падать духом». Он прочел и быстро вышел... к себе в кабинет. Немного погодя жена сидела возле него и утешала: — Перемелется, мука будет, — говорила она. — Будь мужчиной и не кисни... Бог даст, перетерпим эту беду и найдем место получше. Он слушал, не верил своим ушам и, не зная, что отвечать, как ребенок, заливался счастливым смехом. Жена покормила его, дала опохмелиться и уложила в постель. На другой день он, бодрый и веселый, искал уже место, а через неделю нашел его... Пережитая им беда многое изменила в нем. Когда он видит пьяных, то уже не смеется и не осуждает, как прежде. Он любит подавать милостыню пьяным нищим и часто говорит: — Порок не в том, что мы пьянствуем, а в том, что не поднимаем пьяных. Может быть, он и прав. 1 2
- -
|