|
|
Пишешь рассказы? свободно
Программа учета трафика. Для вас .
|
|
|
|
|
|
- -
о претензиях, предъявляемых писателю "повседневной"
критикой 80-х годов и даже более поздних лет!
"Да, страшно вспомнить, что обо мне писали! И кровь-то у меня холодная
- помните, у меня рассказ "Холодная кровь"? - и изображать-то мне решительно
все равно, что именно - собаку или утопленника, поезд или первую любовь..."
- вспоминал, по словам Бунина, Антон Павлович. И еще более горько и
насмешливо говорил А.М.Горькому: "Критики похожи на слепней, которые мешают
лошади пахать... Лошадь работает, все мускулы натянуты, как струны на
контрабасе, а тут на крупе садится слепень и щекочет и жужжит. Нужно
встряхивать кожей и махать хвостом".
Много разнообразнейших "обид непонимания", наносимых писателю,
зафиксировано в печатаемых воспоминаниях!
Наибольшую известность в этом отношении получила, конечно, история
провала на Александринской сцене пьесы "Чайка", оказавшейся непонятной не
только специфической публике, пришедшей на бенефис комической актрисы
Левкеевой, но и самим актерам и большинству рецензентов. Неоднократно
печатавшиеся воспоминания Л.А.Авиловой и И.Н.Потапенко, а также мемуары
M.M.Читау и дневниковые записи С.И.Смирновой-Сазоновой дают яркое
представление об этом событии, которое Потапенко назвал "одним из самых
нелепых... в истории петербургских казенных театров".
В этой "нелепости", однако, была своя логика. "То, чего недоставало, -
общий тон, единство настроения, - был недостаток коренной и проявлялся не
здесь только, а и в других постановках", - замечает тот же \14\ мемуарист.
Чеховская "Чайка" как бы прилетела из близившегося театрального будущего,
подготовленного исканиями Станиславского и Немировича-Данченко, и пророчила
его наступление.
Менее громкими, но достаточно безапелляционными были "приговоры",
выносившиеся многими влиятельными критиками чеховской прозе. Характерные для
нее отсутствие откровенного морализаторства, указующего перста, отчетливой
"подсказки" читателю и предоставление ему самому права вынести суждение об
изображенном автором воспринимались критикой не как особенная, новаторская
манера письма, а как серьезнейший идейно-художественный изъян (в частности -
в той статье "корифея" народнической критики Н.К.Михайловского, о которой
говорил Антон Павлович Бунину).
Даже сама приверженность Чехова к жанру рассказа, зачастую чрезвычайно
лаконичного, казалась лишним свидетельством "ограниченности" или, на худой
конец, "незрелости" его таланта. "Требовали, чтобы я писал роман, иначе и
писателем нельзя называться", - вспоминал Чехов.
Неспособность должным образом оценить специфику его творческой
индивидуальности естественным образом повлияла и на трактовку его общей
писательской позиции. За то, что он, по выражению А.И.Куприна, "не
расточался в словесной пене", его именовали равнодушным. За то, что любил
народ без громких фраз об этом чувстве, обвиняли в общественном
индифферентизме.
Ноты некоторого наивного высокомерия по отношению к мнимой чеховской
аполитичности проскальзывают даже у таких вдумчивых писателей, как
В.В.Вересаев, хотя он и делает исключение для последнего, ялтинского периода
жизни Антона Павловича.
Разумеется, в эти годы, годы общедемократического подъема,
предшествовавшего первой русской революции, годы триумфального возвращения
на сцену "Чайки" и дальнейшего
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 >>>
- -
|
|
