- -
Егоров садится и пишет рецепт: «Rp. Liquor ferri 3 гр. того, что на окне стоит, а то, что на полке Иван Яковлич не велели без него распечатывать по десяти капель три раза в день Марьи Заплаксиной». Старуха спрашивает, на чем принимать капли, кланяется и уходит. Кузьма Егоров бросает рецепт в аптеку через окошечко, сделанное в стене, и вызывает следующего больного. — Тимофей Стукотей! — Здесь! В приемную входит Стукотей, тонкий и высокий, с большой головой, очень похожий издалека на палку с набалдашником. — Что болит? — Сердце, Кузьма Егорыч. — В каком месте? Стукотей показывает под ложечку. — Так... Давно? — С самой Святой... Давеча пешком шел, так разов десять садился... Знобит, Кузьма Егорыч... В жар бросает, Кузьма Егорыч. — Гм... Еще что болит? — Признаться сказать, Кузьма Егорыч, всё болит, ну, а уж вы лечите одно сердце, а насчет другого прочего — не беспокойтесь... Другое пусть бабы лечат... Вы мне спиртику какого-нибудь дайте, чтоб к сердцу не подкатывало. К сердцу всё это так подкатывает, подкатывает, а потом как подхватит, значит, вот в это самое место, как подхватит, так и... того... Спинищу дерет... В голове точно камень... И кашель тоже. — Аппетит есть? — Ни боже мой... Кузьма Егоров подходит к Стукотею, нагинает его и давит ему кулаком под ложечку. — Этак больно? — Ой... ой... ввв... Больно! — А этак больно? — Ввв... Смерть!! Кузьма Егоров задает ему несколько вопросов, думает и зовет на помощь Глеба Глебыча. Начинается консилиум. — Покажи язык! — обращается Глеб Глебыч к больному. Больной широко раскрывает рот и вываливает язык. — Высунь больше! — Больше невозможно, Глеб Глебыч. — На этом свете всё возможно. Глеб Глебыч смотрит некоторое время на больного, о чем-то мучительно думает, пожимает плечами и молча выходит из приемной. — Должно быть, катар! — кричит он из аптеки. — Дайте ему olei ricini и ammonii caustici! — кричит Кузьма Егоров.— Растирать живот утром и вечером! Следующий! Больной выходит из приемной и идет к окошечку, ведущему из коридора в аптеку. Глеб Глебыч наливает треть чайного стакана касторки и подает Стукотею. Стукотей медленно выпивает, облизывается, закрывает глаза и трет палец о палец, т. е. просит заесть чем-нибудь. — Это тебе спирт! — кричит Глеб Глебыч, подавая ему склянку с нашатырным спиртом.— Растирать живот суконной тряпкой утром и вечером... Посуду возвратить! Не облокачиваться! Отойди! К окошечку, закрывая рот шалью и ухмыляясь, подходит кухарка отца Григория, Пелагея. — Что вам угодно-с? — спрашивает ее Глеб Глебыч. — Кланялись вам, Глеб Глебыч, Лизавета Григорьевна и просили у вас мятных лепешек. — С удовольствием-ссс... Для прекрасных особ женского пола на всё готов-с! Глеб Глебыч достает с полки банку с мятными лепешками и полбанки высыпает в платок Пелагее. — Скажите им,— говорит он,— что Глеб Глебыч улыбался от чувств, когда лепешки давал. Письмо мое получили? — Получили и порвали. Лизавета Григорьевна любовью не занимается. — Какая же она гризетка! Скажите ей, что она гризетка! — Михайло Измученков! — вызывает Кузьма Егоров. В приемную входит «бас» Михайло. — Михаилу Федотычу! Наше глубочайшее! Что болит? — Горло, Кузьма Егорыч! Пришел к вам, собственно говоря, чтоб вы, с вашего позволения, относительно моего здоровья того... Не так больно, как убыточно... 1 2 3
- -
|