|
|
|
|
- -
выдающимся было терпение. Пребывание в
Ялте часто становилось для него равносильным одиночному заключению. К мукам
одиночества присоединились еще боязнь причинить беспокойство своей болезнью
нежно любившим его сестре и матери.
Любопытные незнакомцы и незнакомки, не имеющие ничего общего с
литературой, наезжали к нему довольно часто. Но и с ними Антон Павлович
бывал всегда вежлив. С хмурым лицом подпишет автограф, поклонится как-то
немного боком и молчит. И только после ухода гостя вздохнет о том, что к
нему пристают с пустяками.
За пять лет знакомства с Чеховым я лично только знаю два случая, когда
его терпение, по-видимому, лопнуло: один раз, когда приезжал одесский
фельетонист, и другой - когда группа захудалых актеров решила поставить "Три
сестры"{22}. В первом случае его волнение выразилось в том, что начались
перебои сердца, а во втором - усилилось кровохарканье. Приезду же Горького,
Короленко, Бунина, Куприна Антон Павлович всегда был рад. Любил он
Гарина-Михайловского и часто вспоминал И.Н.Потапенко.
Как-то я сказал об одном уже немолодом беллетристе:
- Так он давно пишет и дальше одного тома и двух рассказов не пошел,
хотя имеет полную возможность работать и издаваться когда ему хочется. \580\
Мне досталось.
- Неправда, он много написал. Отличный писатель, чудесный писатель, и
работает он хорошо! - ответил Чехов.
Вторым основным качеством Антона Павловича была жалость ко всему
страдающему. Процессы, в которых возможны были судебные ошибки или
неправомерное наказание, его мучили и волновали. Как идеальный юрист, Чехов
не мог назвать преступлением какой бы то ни было поступок, если он был
сделан без умысла принести зло, и мысль, что в жизни это не всегда так
бывает, давила его.
Такие вещи, как "Беда", "Злоумышленник" и особенно "Рассказ старшего
садовника", мог написать только человек, много, упорно и совершенно
самостоятельно думавший над этими вопросами.
Страдания детей нагоняли на Чехова ужас. "Гриша" и "Ванька" - это целые
драмы. Перечитывая "Остров Сахалин", я часто думал, что должен был
переживать Антон Павлович, когда присутствовал при сцене, описанной им так:
"Мальчик Алешка 3-4 лет, которого баба привела за руку, стоит и глядит вниз,
в могилу. Он в кофте не по росту, с длинными рукавами и в полинявших синих
штанах, на коленях ярко-синие заплаты.
- Алешка, где мать? - спросил мой спутник.
- За-а-копали! - сказал Алешка, засмеялся и махнул рукою на
могилу..."{23}
Чехов относился к детям не как к "маленьким дурачкам" и говорил с ними
не как с существами, созданными для забавы взрослых, а как с людьми, у
которых на все своя оригинальная точка зрения.
Антон Павлович с любовью рассказывал мне об одном мальчике:
- Сидит он за столом, выводит букву за буквой и сопит...
Чехов прошелся взад и вперед по кабинету, посмотрел в окно и добавил:
- И уши у него торчат, - вот так...
Чуждый всякой полемики, он спорил очень мягко. Бывало, только и слышишь
его ровный, чуть надтреснутый басок:
- Что вы, что вы, как можно! Полноте...
К сознательному злу Чехов относился с брезгливостью. \581\ Чистый
душою, он не понимал психологии развратников, и нет в его произведениях ни
одного такого типа. Но всякое искреннее, пылкое чувство он оправдывал.
Власич в его рассказе "Соседи" - симпатичен. "Дама с собачкой" внушает к
себе глубокое
<> 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 >>>
- -
|
|
