|
|
|
|
- -
Знаю, пане! Стрельчихин лес, с Стрельчихой и говорить буду. Ее лес, ей и отвечать стану. А ты-то что? Лакей! Фициант! Тебя не знаю. Проходи, прохожий! Марш!
Семен постучал трубкой о топор и язвительно улыбнулся.
Ржевецкий побежал к дрожкам, ударил вожжами и стрелой полетел к селу. В селе набрал он понятых и с ними помчался к месту преступления. Понятые застали Семена за его работой. Вмиг закипело дело. Явились староста, подстароста, писарь, сотские. Написали несколько бумаг. Расписался Ржевецкий, заставили расписаться и Семена. Семен только посмеивался...
Перед обедом Семен явился к барыне. Барыня уже знала о порубке. Не поздоровавшись, он начал с того, что жить нельзя, что поляк дерется, что он только три деревца и т. д.
- Как же ты смеешь чужой лес рубить? - вскипела барыня.
- Мучение от него одно только, - промычал Семен, любуясь вспышкой барыни и желая во что бы то ни стало донять поляка. - Что ни слово - то тресь! Разве так возможно? Да норовит все по лицу! Этак нельзя... Ведь и мы тоже люди.
- Как ты смеешь мой лес рубить, я тебя спрашиваю? Негодяй!
- Да он вам наврал, барыня! Я, подлинно... рубил... Сознаю... Да зачем он дерется!
В барыне взыграла барская кровь. Она забыла, что Семен брат Степана, забыла свою благовоспитанность, все на свете и ударила по щеке Семена.
- Убери сейчас же свою мужицкую харю! - закричала она. - Вон! Сию минуту!
Семен сконфузился. Он ни в каком случае не ожидал такого скандала.
- Прощайте-с! - сказал он и глубоко вздохнул. - Что ж делать-с! Что ж!
Семен забормотал и вышел. Даже шапку забыл надеть, когда вышел на двор.
Часа через два к барыне явился Максим. Лицо его было вытянуто, глаза пасмурны. Но лицу видно было, что он пришел наговорить или натворить что-нибудь дерзкое.
- Что тебе? - спросила барыня.
- Здравствуйте! Я, барыня, больше насчет того, чтоб вас попросить. Леску бы, барыня. Степану избу хочу строить, а лесу нету. Досочек бы дали.
- Что ж? Изволь.
Лицо Максима просияло.
- Избу строить нужно, а лесу нету. Последнее дело! Сел щи хлебать, а щей нету. Хе-хе. Досочек, тесу... Тут Семка дерзостей наговорил... Вы уж не серчайте, барыня. Дурак дураком. Дурь еще из головы не вышла. Не чувствует. Народ такой. Так прикажете, барыня, за лесом приезжать?
- Приезжай.
- Так вы Феликсу Адамычу извольте сказать. Дай бог вам здоровья! Теперь у Степки изба будет.
- Только я дорого возьму, Журкин! Я леса, сам знаешь, не продаю, самой нужен, а если продаю, то дорого.
Лицо Максима вытянулось.
- То есть как?
- Да так. Во-первых, деньги сейчас же, а во-вторых...
- За деньги я не желаю.
- А как ты желаешь?
- Известно как... Сами знаете. Нонче какие у мужика деньги? Грош, да и того нет.
- Даром я не дам.
Максим сжал в кулаке шапку и начал глядеть в потолок.
- Вы это верно говорите? - спросил он, помолчав.
- Верно. Еще имеешь что сказать?
- Что мне говорить? Лесу не даете, так зачем я с вами говорить стану? Прощайте. Только напрасно вы лесу не даете... Жалеть будете... Мне наплевать, а вы пожалеете... Степан на конюшне?
- Не знаю.
Максим значительно поглядел на барыню, кашлянул, помялся и вышел. Его передернуло от злости.
"Так вот ты какая, шельма!" - подумал он и отправился в конюшню. В конюшне в это время Степан сидел на скамье и лениво, сидя, чистил бок стоящей перед ним лошади. Максим не вошел в конюшню, а стал у двери.
- Степан! - сказал он.
Степан не отвечал, но взглянул на отца. Лошадь пошатнулась.
- Собирайся домой! - сказал Максим.
- Не желаю.
- Можешь ли ты мне это говорить?
- Значит, могу, коли говорю.
- Я приказываю!
Степан вскочил и захлопнул конюшенную дверь перед носом Максима.
Вечером к Степану прибежал из деревни мальчик и рассказал ему, что Максим выгнал Марью из дома и что Марья не знает, где ей переночевать.
- Она теперь сидит около церкви и плачет, - рассказывал мальчишка, - а вокруг нее народ собрался да тебя ругает.
На другой день рано утром, когда в барском доме еще спали, Степан надел свою старую одежу и пошел в деревню. Звонили к обедне. Утро было воскресное, светлое, веселое - только бы жить да радоваться! Степан прошел мимо церкви, взглянул тупо на колокольню и зашагал к кабаку. Кабак открывается, к несчастью, раньше, чем церковь. Когда он вошел в кабак. у прилавка уже торчали пьющие.
- Водки! - скомандовал Степан. Ему налили волки. Он выпил, посидел и еще выпил. Степан опьянел и стал подносить. Началась шумная попойка.
- Много ты у Стрельчихи жалованья получаешь? - спросил Сидор.
- Сколько следовает. Пей, осел!
- Доброе дело. С праздником, Степан Максимыч! С воскресным днем! А вы что же?
- И я... И я пью...
- Очень приятно... Все это, собственно говоря, очень благополучно и обольстительно, Степан Максимыч! Так-с... А позвольте вас спросить,
1 2 3 4 5 6 7 8
- -
|
|
