|
|
|
|
- -
своему воспоминанию, он вдруг заметил:
- Знаете, Москва - самый характерный город. В ней все неожиданно.
Выходим мы как-то утром с публицистом С[абли]ным из "Большого Московского".
Это было после длинного и веселого ужина. Вдруг С-н тащит меня к Иверской,
здесь же, напротив. Вынимает пригоршню меди и начинает оделять нищих - их
там десятки. Сунет копеечку и бормочет: "О здравии раба божия Михаила". Это
его Михаилом зовут. И опять: "Раба божия Михаила, раба божия Михаила..." А
сам в бога не верит... Чудак...
Тут я должен подойти к щекотливому месту, которое, может быть, не всем
понравится. Я глубоко убежден в том, что Чехов с одинаковым вниманием и с
одинаковым проникновенным любопытством разговаривал с ученым и с
разносчиком, с просящим на бедность и с литератором, с крупным земским
деятелем и с сомнительным монахом, и с приказчиком, и с маленьким почтовым
чиновником, отсылавшим его корреспонденцию. Не оттого ли у него в рассказах
профессор говорит и думает именно как старый профессор, а бродяга - как
истый бродяга? И не оттого ли у него тотчас же после его смерти отыскалось
такое множество "закадычных" друзей, за которых он, по их словам, был готов
в огонь и в воду?
Думается, что он никому не раскрывал и не отдавал своего сердца вполне
(была, впрочем, легенда о каком-то его близком, любимом друге, чиновнике
из /559/ Таганрога), но ко всем относился благодушно, безразлично в смысле
дружбы и в то же время с большим, может быть бессознательным, интересом.
Свои чеховские словечки и эти изумительные по своей сжатости и меткости
черточки брал он нередко прямо из жизни. Выражение "не ндравится мне это",
перешедшее так быстро из "Архиерея" в обиход широкой публики, было им
почерпнуто от одного мрачного бродяги полупьяницы, полупомешанного,
полупророка. Также, помню, разговорились мы с ним как-то о давно умершем
московском поэте{559}, и Чехов с яркостью вспомнил и его, и его
сожительницу, и его пустые комнаты, и его сенбернара Дружка, страдавшего
вечным расстройством желудка. "Как же, отлично помню, - говорил А.П., весело
улыбаясь, - в пять часов к нему всегда входила эта женщина и спрашивала:
"Лиодор Иваныч, а Лиодор Иваныч, а что, вам не пора пиво пить?" Я тогда же
неосторожно сказал: "Ах, так вот откуда это у вас в "Палате Э 6"?" - "Ну да,
оттуда", - ответил А.П. с неудовольствием.
Были у него также знакомые из тех средостенных купчих, которые,
несмотря на миллионы, и на самые модные платья, и на внешний интерес к
литературе, говорили "едеял" и "принциапально". Иные из них часами
изливались перед Чеховым: какие у них необыкновенные тонкие "нервенные"
натуры и какой бы замечательный роман мог сделать "гинеяльный" писатель из
их жизни, если бы все рассказать. А он ничего, сидел себе и молчал, и слушал
с видимым удовольствием, - только под усами у него скользила чуть заметная,
почти неуловимая улыбка.
Я не хочу сказать, что он искал, подобно другим писателям, моделей. Но
мне думается, что он всюду и всегда видел материал для наблюдений, и
выходило у него это поневоле, может быть часто против желания, в силу давно
изощренной и никогда не искоренимой привычки вдумываться в людей,
анализировать их и обобщать. В этой сокровенной работе было для него,
вероятно, все мучение и вся радость вечного бессознательного процесса
творчества.
Ни с кем не делился он своими впечатлениями, так же как никому не
говорил о том, что и как
<> 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 >>>
- -
|
|
