|
|
|
|
- -
/>
- Это несчастие! С тех пор, как я стала твоей, я всей душой ненавижу
редакторов! И ты голоден?
- Голоден.
- Бедняжка Альфонсо! И денег у тебя нет?
- Гм... Что за вопрос?! Ничего нет поесть?
- Нет, мой друг! Мать меня только покормила, а денег мне не дала.
- Гм...
Стул затрещал. Зинзага поднялся и зашагал... Пошагав немного и подумав,
он почувствовал сильнейшее желание во что бы то ни стало убедить себя в том,
что голод есть малодушие, что человек создан для борьбы с природой, что не
единым хлебом сыт будет человек, что тот не артист, кто не голоден, и т. д.,
и, наверное, убедил бы себя, если бы, размышляя, не вспомнил, что рядом с
ним, в 148 номере "Ядовитого лебедя", обитает художник-жанрист, итальянец,
Франческо Бутронца, человек талантливый, кое-кому известный и, что так
немаловажно под луной, обладающий уменьем, которого никогда не знал за собой
Зинзага, - ежедневно обедать.
- Пойду к нему! - решил Зинзага и отправился к соседу.
Вошедши в 148 номер, Зинзага увидел сцену, которая привела его в
восторг, как романиста, и ущемила за сердце, как голодного. Надежда
пообедать в обществе Франческо Бутронца канула в воду, когда романист среди
рамок, подрамников, безруких манекенов, мольбертов и стульев, увешанных
полинялыми костюмами всех родов и веков, усмотрел своего друга, Франческо
Бутронца... Франческо Бутронца, в шляпе a la Vandie и в костюме Петра
Амьенского, стоял на табурете, неистово махал муштабелем и гремел. Он был
более чем ужасен. Одна нога его стояла на табурете, другая на столе. Лицо
его горело, глаза блестели, эспаньолка дрожала, волосы его стояли дыбом и
каждую минуту, казалось, готовы были поднять его шляпу на воздух. В углу,
прижавшись к статуе, изображающей безрукого, безносого, с большим угловатым
отверстием на груди Аполлона, стояла жена горячего Франческо Бутронца,
немочка Каролина, и с ужасом смотрела на лампу. Она была бледна и дрожала
всем телом.
- Варвары! - гремел Бутронца. - Вы не любите, а душите искусство, чтобы
черт вас взял! И я мог жениться на тебе, немецкая холодная кровь?! И я мог,
глупец, свободного, как ветер, человека, орла, серну, одним словом, артиста,
привязать к этому куску льда, сотканному из предрассудков и мелочей...
Diablo!!! {1} Ты - лед! Ты - деревянная, каменная говядина! Ты... ты дура!
Плачь, несчастная, переваренная немецкая колбаса! Муж твой - артист, а не
торгаш! Плачь, пивная бутылка! Это вы, Зинзага? Не уходите! Подождите! Я
рад, что вы пришли... Посмотрите на эту женщину!
И Бутронца левой ногой указал на Каролину. Каролина заплакала.
- Полноте! - начал Зинзага. - Что вы ссоритесь, дон Бутронца? Что
сделала вам донна Бутронца? Зачем вы доводите ее до слез? Вспомните вашу
великую родину, дон Бутронца, вашу родину, страну, в которой поклонение
красоте тесно связано с поклонением женщине! Вспомните!
- Я возмущен! - закричал Бутронца. - Вы войдите в мое положение! Я, как
вам известно, принялся по предложению графа Барабанта-Алимонда за
грандиозную картину... Граф просил меня изобразить ветхозаветную Сусанну...
Я прошу ее, вот эту толстую немку, раздеться и стать мне на натуру, прошу с
самого утра, ползаю на коленях, выхожу из себя, а она не хочет! Вы войдите в
мое положение! Могу ли я писать без натуры?
- Я не могу! - зарыдала Каролина. - Ведь это неприлично!
- Видите? Видите? Это - оправдание, черт возьми?
- Я не могу! Честное слово, не могу! Велит мне раздеться да еще стать у
окошка...
- Мне так нужно! Я хочу изобразить Сусанну при лунном свете! Лунный
свет падает ей на грудь... Свет от факелов сбежавшихся фарисеев бьет ей в
спину... Игра цветов! Я не могу иначе!
- Ради искусства, донна, - сказал Зинзага, - вы должны забыть не только
стыдливость, но и все... чувства!..
- Не могу же я пересилить себя, дон Зинзага! Не могу же я стать у окна
напоказ!
- Напоказ... Право, можно подумать, донна Бутронца, что вы боитесь глаз
толпы, которая, так сказать, если смотреть на нее... Точка зрения
1 2 3 4 5 6 7
- -
|
|
