|
|
|
|
- -
тонах, но казался даже нащупыванием каких-то
ультрановейших лучей в драматургии.
Наши закулисные юмористы уже дополняли его в своем стиле и духе.
Но из этого испытания Комиссаржевская вышла победительницей. Она
начинала монолог с низкой ноты своего чудесного голоса и, постепенно повышая
его и приковывая слух к его чарующим переливам, затем постепенно понижала и
как бы гасила звук и завершала последнее слово периода "...все жизни,
свершив печальный круг, угасли" - окончательным замиранием голоса. Все
зиждилось на оттенках, на модуляциях ее прекрасного органа. Многие знают
подобные старые приемы декламации, многих им учили, но мало кто мог бы так
виртуозно применять их.
Только с закутыванием в простыню Комиссаржевская не могла справиться "с
убеждением", что и сказалось на спектакле: публика отозвалась на этот жест
взрывом хохота.
Приехав на третью репетицию, я нашла в своей уборной \353\ нашу
гардеробмейстершу, с которой я давно выбрала себе в театральной гардеробной
платье для роли Маши и просила ее кое-что переделать в нем. Она казалась
смущенной, и когда я начала торопить ее мерить платье, к большому удивлению
моему заявила, что "Мария Гавриловна (Савина) нашла это платье вполне
подходящим и будет играть в нем, а потом уже можно будет перешить его, тогда
мы его и померим".
Недоумение мое разрешила появившаяся при этом бенефициантка, как-то
несвойственно ей сконфуженная, и объяснила, что Савина, хотя вообще не
понимает "Чайки" и от роли Аркадиной, как и от роли Нины Заречной, тоже
отказалась, но в память прежней дружбы с ней, Левкеевой, предложила сыграть
для ее бенефиса... Машу, потом повторить и затем передать роль мне - Читау.
Сегодня я буду репетировать, а остальные репетиции предоставлены Марии
Гавриловне.
- Да какие же это вообще репетиции?! - вскипела я. - И у меня отняты
еще четыре. Ведь бенефиса не отложат из-за того, что, по чистой совести,
пьеса не только не будет готова, но мы даже не знаем, как к ней и
приступить-то!
Но это бесполезно высказанное мнение так огорчило Левкееву, что я
поспешила загладить свою ошибку и пошла проделывать свою последнюю
репетицию.
Автора все еще не было. Иные из исполнителей были раздражены или
обескуражены всей этой неурядицей, другие, махнув рукой, принялись
дурачиться. Конечно, не только "новые тона" не вырабатывались, но невозможно
даже было при таком положении дела вообще как-нибудь спеться, и все шли
вразброд. Только Комиссаржевская, уже продумавшая, усвоившая и, главное,
почувствовавшая свою роль, шла особняком и репетировала еще лучше.
На другой день я не должна была быть на репетиции и не была. Однако в
тот же вечер приехал ко мне Карпов и объявил, что Савина и от роли Маши
отказалась{8}, на репетиции читал за меня Поляков, роль возвращается мне.
Никогда еще не было такого ералаша в нашем муравейнике!
А.П.Чехов приехал наконец и посещал наши репетиции до конца{9}. Однако
оттого ли, что он нашел, что поздно или невозможно что-либо поправить или по
другим причинам, но только никаких указаний он не делал, репетиции
оставались каким-то никчемным делом, настроение все падало, и только
Комиссаржевская все более и более \354\ становилась совершенной в роли Нины
да Абаринова не потеряла куража и, думая, что нашла ключ к "новым тонам",
убежденно советовала многим:
- Главное - надо говорить уныло!
И, репетируя вовсю, со слезой в голосе говорила Треплеву:
<> 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 >>>
- -
|
|
