|
|
Услуги надежно
У нас все про дешево и красиво, подробно.
|
|
|
|
|
|
- -
просто взяла и приехала.
Молчание. Вдруг она порывисто встает и идет ко мне.
- Николай Степаныч! - говорит она, бледнея и сжимая на груди руки.- Николай Степаныч! Я не могу дольше так жить! Не могу! Ради истинного бога скажите скорее, сию минуту: что мне делать? Говорите, что мне делать?
- Что же я могу сказать? - недоумеваю я.- Ничего я не могу.
- Говорите же, умоляю вас! - продолжает она, задыхаясь и дрожа всем телом.- Клянусь вам, что я не могу дольше так жить! Сил моих нет!
Она падает на стул и начинает рыдать. Она закинула назад голову, ломает руки, топочет ногами? шляпка ее свалилась с головы и болтается на резинке, прическа растрепалась.
- Помогите мне! Помогите! - умоляет она.- Не могу я дольше!
Она достает из своей дорожной сумочки платок и вместе с ним вытаскивает несколько писем, которые с ее колен падают на пол. Я подбираю их с полу и на одном из них узнаю почерк Михаила Федоровича и нечаянно прочитываю кусочек какого-то слова "страсти...".
- Ничего я не могу сказать тебе, Катя,- говорю я.
- Помогите! - рыдает она, хватая меня за руку и целуя ее. - Ведь вы мой отец, мой единственный друг! Ведь вы умны, образованны, долго жили! Вы были учителем! Говорите же: что мне делать?
- По совести, Катя: не знаю...
Я растерялся, сконфужен, тронут рыданиями и едва стою на ногах.
- Давай, Катя, завтракать,- говорю я, натянуто улыбаясь. - Будет плакать!
И тотчас же я прибавляю упавшим голосом:
- Меня скоро не станет, Катя...
- Хоть одно слово, хоть одно слово! - плачет она, протягивая ко мне руки.- Что мне делать?
- Чудачка, право...- бормочу я.- Не понимаю! Такая умница и вдруг - на тебе! расплакалась...
Наступает молчание. Катя поправляет прическу, надевает шляпу, потом комкает письма и сует их в сумочку - и все это молча и не спеша. Лицо, грудь и перчатки у нее мокры от слез, но выражение лица уже сухо, сурово... Я гляжу на нее, и мне стыдно, что я счастливее ее. Отсутствие того, что товарищи-философы называют общей идеей, я заметил в себе только незадолго перед смертью, на закате своих дней, а ведь душа этой бедняжки не знала и не будет знать приюта всю жизнь, всю жизнь!
- Давай, Катя, завтракать,- говорю я.
- Нет, благодарю,- отвечает она холодно.
Еще одна минута проходит в молчании.
- Не нравится мне Харьков,- говорю я.- Серо уж очень. Какой-то серый город.
- Да, пожалуй... Некрасивый... Я ненадолго сюда... Мимоездом. Сегодня же уеду.
- Куда?
- В Крым... то есть на Кавказ.
- Так. Надолго?
- Не знаю.
Катя встает и, холодно улыбнувшись, не глядя на ценя, протягивает мне руку.
Мне хочется спросить: "Значит, на похоронах у меня не будешь?" Но она не глядит на меня, рука у нее холодная, словно чужая. Я молча провожаю ее до дверей... Вот она вышла от меня, идет по длинному коридору, не оглядываясь. Она знает, что я гляжу ей вслед, и, вероятно, на повороте оглянется.
Нет, не оглянулась. Черное платье в последний раз мелькнуло, затихли шаги... Прощай, мое сокровище!
<> 21 22 23 24
- -
|
|
