|
|
лучшие лучшие
Более 150000
Юридический центр «Компаньон»
|
|
|
|
|
|
- -
Собирался и писать. Гарин-Михайловский, посетивший его весной в Ялте,
вспоминает, как Чехов показал ему записную книжку, куда в течение нескольких
лет заносил карандашом заметки для будущих произведений. Но карандаш стал
стираться, и невостребованные записи он обвел чернилами. "Листов на пятьсот
еще неиспользованного материала. Лет на пять работы".
И такая убежденность была в его глуховатом голосе, такое спокойствие
сквозило в каждом его движении, что Гарин нашел его выглядевшим не просто
хорошо, а "очень хорошо": "Меньше всего можно было думать, что опасность так
близка".
Была близка, была, просто Гарин такие вещи не различал -- не в других,
не в себе. Красавец, здоровяк, хороший писатель и отменный инженер-путеец,
он через два года после смерти Чехова скоропостижно умрет на одном
редакционном совещании. Смерть застигнет его врасплох, чего о Чехове сказать
ни в коем случае нельзя. Уж ее-то он чуял издалека -- во всех обличьях.
Станиславский вспоминает, как однажды к нему в уборную зашел один очень
близкий ему человек, очень жизнерадостный, хотя и слегка беспутный. Случайно
оказавшийся тут же Чехов "все время очень пристально смотрел на него", а
потом, когда человек ушел, стал задавать "всевозможные вопросы по поводу
этого господина". А потом заявил твердо, что это был самоубийца.
Станиславский лишь засмеялся в ответ, скоро забыл об этом разговоре и
вспомнил о нем лишь через несколько лет, когда господин этот наложил на себя
руки.
Весна в Ялте -- та последняя чеховская весна -- была скверной: шли
дожди, море штормило, дул холодный ветер. Температура в доме опускалась
подчас до пятнадцати градусов. "Живу кое-как, день прошел -- и слава Богу,
без мыслей, без желаний, а только с картами для пасьянса и с шаганьем из
угла в угол".
Его снова -- и чем дальше, тем сильнее -- стало тянуть в Москву. "Я в
этой Ялте одинок, как комета", -- жалуется он жене, которая находится с
театром на гастролях в Петербурге, и он даже подумывает, не махнуть ли в
Петербург. Но к маю гастроли должны закончиться, и к этому как раз сроку он
приурочивает свой отъезд. В субботу 1 мая Чехов навсегда покидает Ялту. В
дороге простужается, плеврит дает высокую температуру, он уже почти не
встает с постели. Два месяца оставалось ему. Меньше двух...
Половину этого срока -- с 3 мая по 3 июня -- он провел в Москве. Или,
правильней сказать, в московской квартире, которую сняла в Леонтьевском
переулке, в двух шагах от Тверской, Ольга Леонардовна. Сам не выходил, но к
нему пытались проникнуть многие. "Нас всех, и меня в том числе, -- писал
Станиславский, -- тянуло напоследок почаще видеться с Антоном Павловичем. Но
далеко не всегда здоровье позволяло ему принимать нас". Посетитель не
обижался, иногда посылал наверх (Чеховы жили на последнем, четвертом этаже,
но в доме был лифт) коротенькую записочку со словами признания и привета.
Да, лифт в доме был, но Чехов воспользовался им всего несколько раз, а
от отсутствия в доме отопления страдал постоянно. Не то что его вообще не
было, было, разумеется, паровое, но котлы ввиду наступившего летнего сезона
разобрали для починки. Летний сезон, однако, наступил лишь по календарю,
было холодно и ветрено, моросил дождь, а в воскресенье 23 мая повалил снег.
Чехову частенько не везло с погодой, будто кто-то там, наверху, сердился на
него за его независимость, за слишком большое свободомыслие. У него вообще,
как мы помним, были непростые отношения с Небом...
Но он следил не только за погодой в Москве, ожидая тепла, с
наступлением которого врачи обещали ему разрешить прокатиться по улице, но и
за погодой в Ялте, где оставалась сестра. "Мои растения в кабинете, --
<> 21 22 23 24 25 26 27 28
- -
|
|
