|
|
ООО РЕМОТЕКС сделает для фирм
презентация товара, - научим
|
|
|
|
|
|
- -
/> И с этой встречи начал медленно затягиваться тонкий и сложный узел моей
жизни. /687/
Второй раз Чехов появился на репетиции "Царя Федора" уже в
"Эрмитаже"{687}, в пашем новом театре, где мы предполагали играть сезон.
Репетировали мы вечером в сыром, холодном, далеко еще не готовом помещении,
без пола, с огарками в бутылках вместо освещения, сами закутанные в пальто.
Репетировали сцену примирения Шуйского с Годуновым, и такими необычными
казались звуки наших собственных голосов в этом темном, сыром, холодном
пространстве, где не видно было ни потолка, ни стен, с какими-то грустными
громадными, ползающими тенями... и радостно было чувствовать, что там, в
пустом темном партере, сидит любимая нами всеми "душа" и слушает нас.
На другой день, в дождливую, сырую погоду, Чехов уезжал на юг, в тепло,
в нелюбимую им тогда Ялту.
17 декабря 1898 года мы играли "Чайку" в первый раз. Наш маленький
театр был не совсем полон. Мы уже сыграли и "Федора" и "Шейлока"; хоть и
хвалили нас, однако составилось мнение, что обстановка, костюмы
необыкновенно жизненны, толпа играет исключительно, но... "актеров пока не
видно", хотя Москвин прекрасно и с большим успехом сыграл Федора. И вот идет
"Чайка", в которой нет ни обстановки, ни костюмов - один актер. Мы все точно
готовились к атаке. Настроение было серьезное, избегали говорить друг с
другом, избегали смотреть в глаза, молчали, все насыщенные любовью к Чехову
и к новому нашему молодому театру, точно боялись расплескать эти две любви,
и несли мы их с каким-то счастьем, и страхом, и упованием. Владимир Иванович
от волнения не входил даже в ложу весь первый акт, а бродил по коридору.
Первые два акта прошли... Мы ничего не понимали... Во время первого
акта чувствовалось недоумение в зале, беспокойство, даже слышались протесты
- все казалось новым, неприемлемым: и темнота на сцене, и то, что актеры
сидели спиной к публике, и сама пьеса. Ждали третьего акта... И вот по
окончании его - тишина какие-то несколько секунд, и затем что-то случилось,
точно плотину прорвало, мы сразу не поняли даже, что это было; и тут-то
началось какое-то безумие, когда перестаешь чувствовать, что есть у тебя
ноги, голова, тело... Все слилось в одно сумасшедшее ликование, зрительный
зал и сцена были как бы одно, занавес /688/ не опускался, мы все стояли, как
пьяные, слезы текли у всех, мы обнимались, целовались, в публике звенели
взволнованные голоса, говорившие что-то, требовавшие послать телеграмму в
Ялту{688}... И "Чайка" и Чехов-драматург были реабилитированы.
Чем же мы взяли? Актеры мы все, за исключением Станиславского и
Вишневского, были неопытные и не так уж прекрасно играли "Чайку", но,
думается, что вот эти две любви - к Чехову и к нашему театру, которыми мы
были полны до краев и которые мы несли с таким счастьем и страхом на сцену,
- не могли не перелиться в души зрителей. Они-то и дали нам эту радость
победы...
Следующие спектакли "Чайки" пришлось отменить из-за моей болезни - я
первое представление играла с температурой 39o и сильнейшим бронхитом, а на
другой день слегла совсем. И нервы не выдержали; первые дни болезни никого
не пускали ко мне; я лежала в слезах, негодуя на свою болезнь. Первый
большой успех - и нельзя играть!
А бедный Чехов в Ялте, получив поздравительные телеграммы и затем
известие об отмене "Чайки", решил" что опять полный неуспех, что болезнь
Книппер - только предлог, чтобы не волновать его, не вполне здорового
человека, известием о новой неудачной постановке "Чайки".
<> 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 >>>
- -
|
|
