|
|
|
|
- -
гнезда и выводили птенцов. Птенцы обыкновенно
сидели в гнездах смирно, но когда родители, прилетая с лова, приносили в
клювах мышь или какого-нибудь другого мелкого зверька, то они поднимали
резкий и неприятный писк и принимались терзать своими хищными клювами
принесенную добычу. Эти сцены, от наблюдения которых, пожалуй, не отказался
бы и Брэм, несколько разнообразили монотонность и скуку подневольного пения.
По возвращении от обедни домой пили чай. Затем Павел Егорович собирал
всю семью перед киотом с иконами и начинал читать акафист спасителю или
богородице, причем дети должны были петь после каждого икоса: "Иисусе
сладчайший, спаси нас" и после каждого кондака: "Аллилуйя". К концу этой
домашней молитвы уже начинали звонить в церквах к поздней обедне. Один из
сыновей-гимназистов - по очереди или же по назначению отца - отправлялся
вместе с "молодцами" в качестве хозяйского глаза отпирать лавку и начинать
торговлю, а прочие дети должны были идти вместе с Павлом Егоровичем к
поздней обедне. Воскресные и праздничные дни для детей Павла Егоровича были
такими же трудовыми днями, как и будни, и Антон Павлович не без основания не
раз говаривал братьям:
- Господи, что мы за несчастный народ! Все товарищи-гимназисты по
воскресеньям гуляют, бегают, отдыхают и ходят в гости, а мы должны ходить по
церквам!..
Раз в году, на первый день троицы, Антон Павлович и его братья
принимали участие в монастырском празднике. Это был престольный праздник
главного придела, /71/ и, после торжественной греческой службы, в покоях
архимандрита собирались почетные прихожане-греки с поздравлениями. В
качестве почетного гостя ходил и Павел Егорович с детьми. Поздравление
заключалось в четырехголосном пении тропаря: "Благословен еси, Христе боже
наш, иже премудры ловцы явлей..." После обычных монастырских официальностей
открывалась дверь в соседний большой покой, и почетные гости приглашались
туда к торжественной трапезе, состоявшей из водок, сантуринских вин и разных
греческих соленых закусок и национальных блюд. Эти-то редкие греческие
соленые рыбки, маслины, иностранная снедь и сласти и составляли главную
приманку для певчих. В этот день греки - и духовные, и светские - кутили
изрядно и добросовестно и, вперемежку с духовным греческим пением,
вспоминали свою далекую Элладу и целый лабиринт окружающих ее островов.
Всему бывает конец. Прекратились и ранние обедни в монастыре.
Прекратились, кажется, оттого, что иеромонаха, умевшего служить по-русски,
убрали в Иерусалим, а на смену ему прислали другого, говорившего только на
своем родном языке. Хор Павла Егоровича остался, так сказать, без дела и без
места. Но Павел Егорович нашелся и тут. Отстроилась долго стоявшая впусте
Митрофаниевская церковь. Он перекочевал в нее. Но тут уже не было прежнего
широкого раздолья и почета: в церкви был собственный, платный хор, и Павлу
Егоровичу пришлось ютиться с грехом пополам на левом клиросе, вместе с
дьячками, смотревшими довольно косо. Кузнецы, видя такой далеко не
дружественный прием, мало-помалу разбрелись. Остался только один неутомимый
регент с детьми, которые, к своему великом) горю, не могли и не смели
разбрестись и должны были все-таки петь и подтягивать дьячкам.
Антон Павлович на этом клиросе не раз писал бабам на бумажках и на
просфорах для проскомидии "о здравии" и "за упокой", и это записывание имен
для поминовения послужило ему впоследствии темою для его рассказа
"Канитель", в котором старуха путает имена
<> 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 >>>
- -
|
|
