|
|
|
|
- -
настроения, - был недостаток коренной и проявлялся не здесь
только, а и в других постановках.
Может быть, здесь оно проявилось несколько резче, потому что среди
участников представления были люди, отрицательно относившиеся к самой пьесе
и авторской манере изображения. Они, таким образом, играли без убежденности.
Но зато их согревала симпатия к автору, которого все любили и желали
сделать для него как можно лучше.
И все таки был даже не неуспех, а провал, притом выразившийся в
совершенно нетерпимых, некультурных, диких формах.
И, конечно, дело было не в актерах и не в их игре, а в публике. Публика
первых представлений /357/ Александринского театра - довольно приятная
публика. Хорошее она принимает с восторгом, к посредственному
снисходительна. В массе она интеллигентна и равнодушна.
В театр эта публика приходит отдыхать и с некоторой пользой для ума и
сердца развлечься. Половина театра - по записям автора, режиссеров, актеров,
дирекции: они чувствуют себя чуточку привилегированными, и это делает их
снисходительными союзниками.
И потому первые представления в этом театре почти сплошь проходят
гладко. Актерам аплодируют, потому что любят их, автора вызывают - ну, хотя
бы для того, чтобы посмотреть, какой он из себя и какое у него будет глупое
лицо, когда он начнет раскланиваться.
Но бенефисная публика - это нечто другое. Преобладающий состав ее не
поддается общему определению. Это зависит от того, чей бенефис.
У каждой актрисы и у каждого актера - свои особые поклонники, и уж они,
конечно, первые заполняют запись на места. И самая запись производилась (не
знаю, как теперь) не в кассе и не в конторе театра, а у бенефицианта на
дому.
Это тоже ведь представляет особого рода прелесть: прийти к артистке и
засвидетельствовать свое поклонение или выразить его в письменной форме.
Таким образом, успех пьесы ставится в прямую зависимость от того, чей
бенефис и каков контингент поклонников.
Без сомнения, актер знал своих почитателей и пьесу для своего бенефиса
выбирал применительно к их вкусам, но в данном случае, очевидно, Левкееву
посетило какое-то затмение. Решительно необъяснимо, почему именно она
выбрала "Чайку" и этим ввела неповинного автора в крайне невыгодную сделку.
Левкеева - веселая, смешная актриса, обыкновенно появлявшаяся в ролях
бытовых, а то игравшая приживалок, старых дев, которые обыкновенно
трактуются в комическом виде и говорят смешные слова, с смешными ужимками.
При появлении Левкеевой на сцене всем было смешно, и вызванный ею смех
был добродушного, но невысокого, общедоступного качества. Ее поклонники были
купцы, приказчики, гостинодворцы, офицеры.
Очевидное дело, что, когда был объявлен ее бенефис, они подумали:
"Левкеева! Вот уж насмеемся, потешим /358/ душу. То-то, должно быть, угостит
она пьесочкой... Бока надорвем смеючись".
И ринулись записываться на места, невзирая на возвышенные цены. Сама
Левкеева в этом случае перескромничала, слишком мало понадеялась на свое
собственное имя и усилила его еще именем автора.
Но в том кругу, который она привлекла на свой бенефис, едва ли было
даже известно имя Чехова.
Были, конечно, зрители, которых привлекло в театр имя не Левкеевой, а
Чехова, но их было ничтожное число. Широкую интеллигентную аудиторию,
которая тогда уже была у Чехова, бенефисные цены заставили отложить
наслаждение до следующих спектаклей.
И вот эта-то публика и явилась ценительницей чеховских "новых форм",
которые ей показали со сцены. Ничего другого и
<> 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 >>>
- -
|
|
