|
|
|
|
- -
Когда поздно вечером стали расходиться, известный в Ялте доктор
Штангеев, лукаво подмигнув, сказал мне, прощаясь: /197/
- Сходочку устроили?
- Ну, ну! Зачем страшные слова! - защищался я.
Последними уходили Чехов с Радецким{197}.
- Как это вам удалось залучить к себе столько народу? - спросил меня
Антон Павлович.
- Ну, это уж мой секрет! - уклонился я от прямого ответа. - Слово такое
знаю!
V
С балкона нашей дачи открывался великолепный вид на Ялту. Вся она
лежала под нами, живописно сбегая амфитеатром по склону Дарсаны и Магаби к
берегу моря. Ялтинский мол и пристань и далее широкий горизонт Черного моря
довершали прелесть открывающейся панорамы. А.П.Чехову очень нравилось у нас
на балконе.
- Это награда за трудность подъема на вашу дачу! - говорил он.
Я не помню, когда А.П. в первый раз пришел к нам. Оттого, вероятно, не
помню, что А.П. бывал тогда у нас в доме очень часто, и память слила
отдельные черты этих посещений в одно общее впечатление. Моя жена любила
скульптуру и урывками занималась лепкой. Ей захотелось вылепить бюст Антона
Павловича, и она просила разрешения снять с него для этой цели фотографию.
Чехов охотно дал свое согласие, и в одно прекрасное утро операция эта была
произведена над ним у нас на балконе. Снимал Антона Павловича наш случайный
квартирант, искусный фотограф-любитель, ветеринарный врач из Харькова
г.Венедиктов. Чехов отдался во власть фотографа и безропотно слушался
распоряжений жены и г.Венедиктова. Последний снял Чехова несколько раз: для
целей лепки нужен был "фас" и "профиль" лица. С этих негативов г.Венедиктов
сделал жене два чудесных кабинетных портрета А.П. Он был спят
"по-домашнему", в пиджаке, в мягкой летней рубашке со шнурком вместо
галстука под отложным мягким воротником.
Жена приступила к работе. Антона Павловича заинтересовала техника
лепки, и он стал заходить к нам смотреть, как работает жена и как
подвигается вперед дело. Заметив, что жена пользуется его посещениями, /198/
чтобы исправлять сделанное за глаза по живой натуре, Антон Павлович сам
предложил ей себя в натурщики и назначил время, когда будет приходить для
сеансов. Вскоре Антон Павлович совсем освоился у нас, забавлялся с детьми,
засиживался, иногда оставался обедать. Во время сеансов читал газеты или
беседовал с нами. Тогда в "Русской мысли" печатались его очерки Сибири{198},
откуда он недавно возвратился. А.П. много рассказывал о своем пребывании в
Сибири и технических приемах исполненной им работы об этом путешествии.
Как-то затеялся разговор о художественном творчестве, и я спросил Антона
Павловича, какой психологии творчества подчиняется он сам? Пишет ли людей с
натуры, или персонажи его рассказов являются результатом более сложных
обобщений творческой мысли?
- Я никогда не пишу прямо с натуры! - ответил Антон Павлович.
- Впрочем, это не спасает меня как писателя от некоторых
неожиданностей! - прибавил он. - Случается, что мои знакомые совершенно
неосновательно узнают себя в героях моих рассказов и обижаются на меня!
И он рассказал, как однажды в Москве, в хорошо знакомом ему семейном
доме, где он часто бывал, его приняли так дурно, так явно враждебно, что он,
в недоумении, должен был уйти. Как потом ему сказали, причиною такой
перемены к нему в этом доме была обида. Семейство это в одном из последних
рассказов Антона Павловича "узнало себя"{198} и стало смотреть на автора
рассказа как на предателя.
<> 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 >>>
- -
|
|
