|
|
|
- -
и спокойно брал ее опять, когда становился серьезным. Антон Павлович обратился и ко мне с какой-то приветливой шуткой, но я не ценил тогда его юмора. Мне трудно покаяться в том, что Антон Павлович был мне в то время мало симпатичен. /372/ Он мне казался гордым, надменным и не без хитрости. Потому ли, что его манера запрокидывать назад голову придавала ему такой вид, - но она происходила от его близорукости: так ему было удобнее смотреть через пенсне. Привычка ли глядеть поверх говорящего с ним, или суетливая манера ежеминутно поправлять пенсне делали его в моих глазах надменным и неискренним, но на самом деле все это происходило от милой застенчивости, которой я в то время уловить не мог. Другая малозначащая встреча, уцелевшая у меня в памяти, произошла в Москве, в театре Корша, на музыкально-литературном вечере в пользу фонда литераторов{372}. Я в первый раз выступал в настоящем театре, перед настоящей публикой и был очень занят собой. Не без умысла оставил я верхнее платье не за кулисами, как полагается актерам, а в коридоре партера. Я рассчитывал надеть его здесь, среди любопытных взоров той публики, которую я собирался поразить. В действительности случилось иначе. Мне пришлось торопиться, чтобы уйти незамеченным. В эту-то критическую минуту и произошла встреча с Антоном Павловичем. Он прямо подошел ко мне и приветливо обратился со следующими словами: - Вы же, говорят, чудесно играете мою пьесу "Медведь"{372}. Послушайте, сыграйте же. Я приду смотреть, а потом напишу рецензию. Помолчав, он добавил: - И авторские получу. Помолчав еще, он заключил: - 1 р. 25 к. Признаться, я обиделся тогда, зачем он не похвалил меня за только что исполненную роль. Теперь я вспоминаю эти слова с умилением. Вероятно, А.П. хотел ободрить меня своей шуткой после только что испытанной мною неудачи. Обстановка третьей и последней уцелевшей в моей памяти встречи первого периода знакомства с А.П. такова: маленький, тесный кабинет редактора известного журнала. Много незнакомых людей. Накурено. /373/ Известный в то время архитектор и друг А.П.Чехова демонстрировал план здания для народного дома, чайной и театра{373}. Я робко возражал ему по своей специальности. Все глубокомысленно слушали, а А.П. ходил по комнате, всех смешил и, откровенно говоря, всем мешал. В тот вечер он казался особенно жизнерадостным: большой, полный, румяный и улыбающийся. Тогда я не понимал, что его так радовало. Теперь я знаю. Он радовался новому и хорошему делу в Москве. Он был счастлив тем, что к темным людям проникнет маленький луч света. И после всю жизнь его радовало все, что красит человеческую жизнь. - Послушайте! это же чудесно, - говорил он в таких случаях, и детски чистая улыбка молодила его. Второй период нашего знакомства с Антоном Павловичем богат дорогими для меня воспоминаниями. Весной 189[7] года зародился Московский Художественно-общедоступный театр. Пайщики набирались с большим трудом, так как новому делу не пророчили успеха. Антон Павлович откликнулся по первому призыву и вступил в число пайщиков. Он интересовался всеми мелочами нашей подготовительной работы и просил писать ему почаще и побольше. Он рвался в Москву, но болезнь приковывала его безвыездно к Ялте, которую он называл Чертовым островом, а себя сравнивал с Дрейфусом{373}. <> 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 >>>
- -
|
|