|
|
|
|
- -
какому-то совершенно
неведомому мне хлебосольному помещику - само собой разумеется, ярому
поклоннику А.П.
Припоминаются невольно и собственные именины, справлявшиеся мной в оные
дни весело и шумно, и на них в числе гостей - наиболее дорогие сердцу лица:
А.Н.Плещеев, А.П.Чехов, П.М.Свободин... Пародируя шиллеровского "Дон
Карлоса", с полным правом могу воскликнуть:
"...О, эта жизнь была
нелепа, но божественно прекрасна! Прошли все эти сны".
III. ЧЕХОВ И ТЕАТР
"Пишу докторскую диссертацию на тему: о способах прививки Ивану Щеглову
ненависти к театру"... - острит в одном из своих писем Антон Чехов.
В следующем письме ко мне он снова дружески журит меня за мою слабость
к драматургии: "Театр - это змея, сосущая вашу кровь. Пока у вас беллетрист
не победит драматурга, до тех пор я буду есть вас и предавать ваши пьесы
проклятию. Так и знайте".
В другом письме опять то же самое: "Вы хотите спорить со мной о театре?
Сделайте ваше одолжение, но вам не переспорить моей нелюбви к эшафотам, где
казнят драматургов. Современный театр - это мир бестолочи, тупости и
пустозвонства!"{17}
Эта заведомая нелюбовь к театру, как к чему-то искусственному и низшему
по существу, проходит доминирующей нотой в большинстве писем Чехова, в
особенности в начале его литературной деятельности{18}.
Драматургом же сделался он, можно сказать, нечаянно, попав однажды в
театр Корша на представление заигранной одноактной пьески "Победителей не
судят" (сюжет пьески вертится на укрощении грубого, но добродушного моряка
великосветской красавицей). "Победителей не \60\ судят" - переделка с
французского, и довольно-таки топорная, изящной салонной вещицы Пьера
Бертона "Les jurons de Cadillac", в которой восхищали в шестидесятых годах в
Михайловском театре петербургскую публику г-жа Напталь-Арно и г.Дьедонне. У
Корша отличались г-жа Рыбчинская и г.Соловцов, находившийся, кстати сказать,
в приятельских отношениях с Чеховым. Соловцов своей дюжей фигурой, зычным
голосом и резкой манерой, подходивший как нельзя более к заглавной роли,
настолько понравился Чехову, что у него, как он сам мне рассказывал, явилась
мысль написать для него "роль"... нечто вроде русского медведя, взамен
французского.
Таким образом, появился на свет водевиль "Медведь" - чеховский
театральный первенец, жизненностью и оригинальностью оставивший далеко за
флагом своих шаблонных водевильных сверстников.
Сценический успех "Медведя" не помешал, однако, Чехову критически
отнестись к самому исполнению. "Соловцов играл феноменально, - пишет он мне,
цитируя любимое словечко режиссера театра Корша. - Рыбчинская была прилична
и мила. В театре стоял непрерывный хохот; монологи обрывались
аплодисментами. В 1-е и 2-е представление вызывали и актеров, и автора{19}.
Все газетчики, кроме Васильева{20}, расхвалили... Но, душа моя, играют
Соловцов и Рыбчинская не артистически, без оттенков, дуют в одну ноту,
трусят и проч. Игра топорная". И заключает с обычным добродушным юмором:
"После первого представления случилось несчастье: кофейник убил моего
медведя. Рыбчинская пила кофе, кофейник лопнул от пара и обварил ей лицо.
Второй раз играла Глама, очень прилично. Теперь Глама уехала в Питер, и,
таким образом, мой пушной зверь поневоле издох, не прожив и трех дней".
Почти одновременно явился на свет непредвиденный "драматический
<> 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 >>>
- -
|
|
