- -
Земская больница. Утро. За отсутствием доктора, уехавшего с становым на охоту, больных принимают фельдшера: Кузьма Егоров и Глеб Глебыч. Больных человек тридцать. Кузьма Егоров, в ожидании, пока запишутся больные, сидит в приемной и пьет цикорный кофе. Глеб Глебыч, не умывавшийся и не чесавшийся со дня своего рождения, лежит грудью и животом на столе, сердится и записывает больных. Записывание ведется ради статистики. Записывают имя, отчество, фамилию, звание, место жительства, грамотен ли, лета и потом, после приемки, род болезни и выданное лекарство. — Чёрт знает что за перья! — сердится Глеб Глебыч, выводя в большой книге и на маленьких листочках чудовищные мыслете и азы.— Что это за чернила? Это деготь, а не чернила! Удивляюсь я этому земству! Велит больных записывать, а денег на чернила две копейки в год дает! — Подходи! — кричит он. Подходят мужик с закутанным лицом и «бас» Ми-хайло. — Кто таков? — Иван Микулов. — А? Как? Говори по-русски! — Иван Микулов. — Иван Микулов! Не тебя спрашиваю! Отойди! Ты! Звать как? Михайло улыбается. — Нешто не знаешь? — спрашивает он. — Чего же смеешься? Чёрт их знает! Тут некогда, время дорого, а они с шутками! Звать как? — Нешто не знаешь? Угорел? — Знаю, но должен спросить, потому что форма такая... А угореть неотчего... Не такой пьяница, как ваша милость. Не запоем пьем... Имя и фамилия? — Зачем же я стану тебе говорить, ежели ты сам знаешь? Пять лет знаешь... Аль забыл на шестой? — Не забыл, но форма! Понимаешь? Или ты не понимаешь русского языка? Форма! — Ну, коли форма, так чёрт с тобой! Пиши! Михайло Федотыч Измученко... — Не Измученко, а Измученков. — Пущай будет Измученков... Как хочешь, лишь бы вылечил... Хоть Шут Иваныч... Всё одно... — Сословия какого? — Бас. — Лет сколько? — А кто ж его знает! На крестинах не был, не знаю. — Сорок будет? — Может, и будет, а может, и не будет. Пиши как знаешь. Глеб Глебыч смотрит некоторое время на Михаилу, думает и пишет 37. Потом, подумав, зачеркивает 37 и пишет 41. — Грамотен? — А нешто певчий может быть неграмотный? Голова! — При людях ты должен мне «вы» говорить, а не кричать так. Следующий! Кто таков? Как звать? — Микифор Пуголова, из Хапловой. — Хапловских не лечим! Следующий! — Сделайте такую божескую милость... Ваше высокоблагородие. Верстов двадцать пешком шел... — Хапловских не лечим! Следующий! Отойди! Не курить здесь! — Я не курю, Глеб Глебыч! — А что это у тебя в руке? — Это у меня палец завязан, Глеб Глебыч! — А не цигарка? Хапловских не лечим! Следующий!.. Глеб Глебыч оканчивает записывание. Кузьма Егоров напивается кофе, и начинается прием. Первый берет на себя фармацевтическую часть — и идет в аптеку, второй — терапевтическую — и надевает клеенчатый фартук. — Марья Заплаксина! — вызывает по книге Кузьма Егоров. — Здесь, батюшка! В приемную входит маленькая, в три погибели сморщенная, как бы злым роком приплюснутая, старушонка. Она крестится и почтительно кланяется эскулапствующему. — Кгм... Затвори дверь!.. Что болит? — Голова, батюшка. — Так... Вся или только половина? — Вся, батюшка... как есть вся... — Головы так не кутай... Сними эту тряпку! Голова должна быть в холоде, ноги в тепле, корпус в посредственном климате... Животом страдаешь? — Страдаю, батюшка... — Так... А ну-ка потяни себя за нижнюю веку! Хорошо, довольно. У тебя малокровие... Я тебе капель дам... По десяти капель утром, в обед и вечером. |
