|
|
|
|
- -
полезнее твоего Лаевского. Отдай ему эти сто рублей. Или пожертвуй мне сто рублей на экспедицию!
- Ты дашь или нет, я тебя спрашиваю?
- Ты скажи откровенно: на что ему нужны деньги?
- Это не секрет. Ему нужно в субботу в Петербург ехать.
- Вот как! - сказал протяжно фон Корен. - Ага... Понимаем. А она с ним поедет, или как?
- Она пока здесь остается. Он устроит в Петербурге свои дела и пришлет ей денег, тогда и она поедет.
- Ловко!.. - сказал зоолог и засмеялся коротким теноровым смехом. - Ловко! Умно придумано.
Он быстро подошел к Самойленку и, став лицом к лицу, глядя ему в глаза, спросил:
- Ты говори откровенно: он разлюбил? Да? Говори: разлюбил? Да?
- Да, - выговорил Самойленко и вспотел.
- Как это отвратительно! - сказал фон Корен, и по лицу его видно было, что он чувствовал отвращение. - Что-нибудь из двух, Александр Давидыч: или ты с ним в заговоре, или же, извини, ты простофиля. Неужели ты не понимаешь, что он проводит тебя, как мальчишку, самым бессовестным образом? Ведь ясно как день, что он хочет отделаться от нее и бросить ее здесь. Она останется на твоей шее, и ясно как день, что тебе придется отправлять ее в Петербург на свой счет. Неужели твой прекрасный друг до такой степени ослепил тебя своими достоинствами, что ты не видишь даже самых простых вещей?
- Это одни только предположения, - сказал Самойленко, садясь.
- Предположения? Но почему он едет один, а не вместе с ней? И почему, спроси его, не поехать бы ей вперед, а ему после? Продувная бестия!
Подавленный внезапными сомнениями и подозрениями насчет своего приятеля, Самойленко вдруг ослабел и понизил тон.
- Но это невозможно! - сказал он, вспоминая ту ночь, когда Лаевский ночевал у него. - Он так страдает!
- Что ж из этого? Воры и поджигатели тоже страдают!
- Положим даже, что ты прав... - сказал в раздумье Самойленко. - Допустим... Но он молодой человек, на чужой стороне... студент, мы тоже студенты, и, кроме нас, тут некому оказать ему поддержку.
- Помогать ему делать мерзости только потому, что ты и он в разное время были в университете и оба там ничего не делали! Что за вздор!
- Постой, давай хладнокровно рассудим. Можно будет, полагаю, устроить вот как... - соображал Самойленко, шевеля пальцами. - Я, понимаешь, дам ему деньги, но возьму с него честное благородное слово, что через неделю же он пришлет Надежде Федоровне на дорогу.
- И он даст тебе честное слово, даже прослезится и сам себе поверит, но цена-то этому слову? Он его не сдержит, и когда через год-два ты встретишь его на Невском под ручку с новой любовью, то он будет оправдываться тем, что его искалечила цивилизация и что он сколок с Рудина. Брось ты его, бога ради! Уйди от грязи и не копайся в ней обеими руками!
Самойленко подумал минуту и сказал решительно:
- Но я все-таки дам ему денег. Как хочешь. Я не в состоянии отказать человеку на основании одних только предположений.
- И превосходно. Поцелуйся с ним.
- Так дай же мне сто рублей, - робко попросил Самойленко.
- Не дам.
Наступило молчание, Самойленко совсем ослабел; лицо его приняло виноватое, пристыженное и заискивающее выражение, как-то странно было видеть это жалкое, детски-сконфуженное лицо у громадного человека с эполетами и орденами.
- Здешний преосвященный объезжает свою епархию не в карете, а верхом на лошади, - сказал дьякон, кладя перо. - Вид его, сидящего на лошадке, до чрезвычайности трогателен. Простота и скромное его преисполнены библейского величия.
- Он хороший человек? - спросил фон Корен, который рад был переменить разговор.
- А то как же? Если б не был хорошим, то разве его посвятили бы в архиереи?
- Между архиереями встречаются очень хорошие а даровитые люди, - сказал фон Корен. - Жаль только, что у многих из них есть слабость - воображать себя государственными мужами. Один занимается обрусением, другой критикует науки. Это не их дело. Они бы лучше почаще в консисторию заглядывали.
- Светский человек не может судить архиереев.
- Почему же, дьякон? Архиерей такой же человек, как и я.
- Такой, да не такой, - обиделся дьякон, принимаясь за перо. - Ежели бы вы были такой, то на вас почила бы благодать и вы сами были бы архиереем, а ежели вы не архиерей, то, значит, не такой.
- Не мели, дьякон! - оказал Самойленко с тоской. - Послушай, вот что я придумал, - обратился он к фон Корену. - Ты мне этих ста рублей не давай. Ты у меня до зимы будешь столоваться еще три месяца, так вот дай мне вперед за три месяца.
- Не дам.
Самойленко замигал глазами и побагровел; он машинально потянул к себе книгу с фалангой и посмотрел на нее, потом встал и взялся за шапку. Фон Корену стало жаль его.
- Вот извольте жить и дело делать с такими господами! - сказал зоолог и в негодовании швырнул ногой в угол какую-то бумагу. - Пойми же, что это не доброта, не любовь, а малодушие, распущенность,
<> 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 >>>
- -
|
|
