|
|
|
|
- -
благополучно до печи, хотя и была печь близко. Она зашаталась и упала на скамью. Чашка выпала из ее рук и сползла с колен на пол. Послышались всхлипывания.
- Никак кто плачет? - спросил Максим.
Марья зарыдала громче. Прошло минуты две. Старуха поднялась и сама подала на стол кашу. Степан крякнул и встал.
- Замолчи! - пробормотал он.
Марья продолжала плакать.
- Замолчи, тебе говорят! - крикнул Степан.
- Смерть не люблю бабьего крику! - смело забормотал Семен, почесывая свой жесткий затылок. - Ревет и сама не знает, чего ревет! Сказано - баба! Ревела бы себе на дворе, коли угодно!
- Бабья слеза - капля воды! - сказал Максим. - Благо слез не покупать, даром дадены. Ну, чего реветь? Эка! Перестань! Не возьмут у тебя твоего Степку! Избаловалась! Нежная! Поди кашу трескай!
Степан нагнулся к Марье и слегка ударил ее по локтю.
- Ну чего? Замолчи! Тебе говорят! Э-э-э... сволочь!
Степан размахнулся и ударил кулаком по скамье, на которой лежала Марья. По его щеке поползла крупная сверкающая слеза. Он смахнул с лица слезу, сел за стол и принялся за кашу. Марья поднялась и, всхлипывая, села за печью, подальше от людей. Съели кашу.
- Марья, кваску! Знай свое дело, молодуха! Стыдно сопли распускать! - крикнул старик. - Не маленькая!
Марья с бледным, заплаканным лицом вышла и, ни на кого не глядя, подала старику ковш. Ковш заходил по рукам. Семен взял в руки ковш, перекрестился, хлебнул и поперхнулся.
- Чего смеешься?
- Ничего... Это я так. Смешное вспомнил.
Семен закинул назад голову, раскрыл свой большой рот и захихикал.
- Барыня приезжала? - спросил он, глядя искоса на Степана. - А? Что она говорила? а? Ха-ха!
Степан взглянул на Семена и густо покраснел.
- Пятнадцать целковых дает, - сказал старик.
- Ишь ты! И сто даст, лишь бы только захотел! Побей бог, даст!
Семен мигнул глазом и потянулся.
- Эх, кабы мне такую бабу! - продолжал он. - Высосал бы чертовку! Сок выжал! Ввв...
Семен съежился, ударил по плечу Степана и захохотал.
- Так-то, душа! Больно ты комфузлив! Нашему брату конфузиться не рука! Дурак ты, Степка! Ух, какой дурак!
- Вестимо дурак! - сказал отец.
Послышались опять всхлипывания.
- Опять твоя баба ревет! Знать, ревнива, щекотки боится! Не люблю бабьего визгу. Как ножом режет! Эх, бабы, бабы! И на какой предмет вас бог создал? Для какой такой стати? Мерси за ужин, господа почтенные! Теперь бы винца выпить, чтоб прекрасные сны снились! У барыни твоей, должно полагать, вина того тьма-тьмущая! Пей - не хочу!
- Скот ты бесчувственный, Сенька!
Сказавши это, Степан вздохнул, взял в охапку полсть и вышел из избы на двор. За ним следом отправился и Семен.
На дворе тихо, безмятежно наступала летняя русская ночь. Из-за далеких курганов всходила луна. Ей навстречу плыли растрепанные облачки с серебрившимися краями. Небосклон побледнел, и во всю ширь его разлилась бледная, приятная зелень. Звезды слабей замелькали и, как бы испугавшись луны, втянули в себя свои маленькие лучи. С реки во все стороны потянуло ночной, щеки ласкающей влагой. В избе отца Григория на всю деревню продребезжали часы девять. Жид-кабатчик с шумом запер окна и над дверью вывесил засаленный фонарик. На улице и во дворах ни души, ни звука... Степан разостлал на траве полсти, перекрестился и лег, подложив под голову локоть. Семен крякнул и сел у его ног.
- М-да... - проговорил он.
Помолчав немного, Семен сел поудобней, закурил маленькую трубочку и заговорил:
- Был сегодня у Трофима... Пиво пил. Три бутылки выпил. Хочешь покурить, Степа?
- Не желаю.
- Табак хороший. Чаю бы теперь выпить! Ты у барыни пивал чай? Хороший? Должно, очень хороший? Рублей пять за фунт стоит, должно быть. А есть такой чай, что за фунт сто рублей стоит. Ей-богу, есть. Хоть не пил, а знаю. Когда в городе в приказчиках служил, я видал... Одна барыня пила. Один запах чего стоит! Нюхал. Пойдем к барыне завтра?
- Отстань!
- Чего ж ты сердишься? Я не ругаюсь, говорю только. Сердиться не след. Только отчего же тебе не идти, чудак? Не понимаю! И денег много, и еда хорошая, и пей, сколько душа хочет... Цигарки ее курить станешь, чаю хорошего попьешь...
Семен помолчал немного и продолжал:
- И красивая она. Со старухой связаться беда, а с этой - счастье! (Семен сплюнул и помолчал.) Огонь баба! Огненный огонь! Шея у ней славная, пухлая такая...
- А ежели душе грех? - спросил вдруг Степан, повернувшись к Семену.
- Гре-ех? Откудова грех? Бедному человеку ничего не грех.
- В пекло к черту и бедный пойдет, ежели... А нешто я бедный? Я не бедный.
- Да какой тут грех? Ведь не ты к ней, а она к тебе! Пугало ты!
- Разбойник, и рассуждение разбойничье...
- Глупый ты человек! - сказал, вздыхая, Семен. - Глупый! Счастья своего не понимаешь! Не чувствуешь! Денег, должно быть, у тебя много... Не нужны, знать, тебе деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8
- -
|
|
