|
|
Наука - Ваша работа? Конференции, семинары, симпозиумы.
|
|
|
|
|
|
- -
сойтись или
разойтись. Но "нам не везло". Объясниться до конца не удалось, помешала
болезнь. ("Что было бы с ней в случае моей болезни, смерти?") Кроме моей
семьи, встала между нами еще и эта преграда: болезнь. И вот он решил одним
ударом покончить и с нашей "тихой и грустной любовью" и со всеми сомнениями,
надеждами и ожиданиями. Случилось так, что мы, как и в его рассказе,
прощались в вагоне. Почему мне не вспомнилось тогда, что его строгое,
холодное, почти злое лицо, когда он повернулся ко мне, чтобы проститься,
было совершенно такое же, как несколько лет назад, когда он сидел у меня и
говорил: "Я вас любил. Знали ли вы это?" Я тогда испугалась его
"ненавидящих" глаз. А он страдал. И в вагоне он страдал. Он сказал, что не
приедет ко мне ни за что и что мне это стоило бы слишком дорого: "Я дорого
возьму". А он только что видел меня с детьми и знал, что эта цена мне
непосильна. Теперь мне было ясно, что это была последняя попытка узнать,
насколько я его /291/ люблю. И потом он ушел и даже не оглянулся. Он твердо
решил: это конец.
Так нужно ли и можно ли было мне поздравить его? Я сперва решила, что
невозможно, но когда я узнала, что он спрашивал обо мне и "отзывался тепло",
желание мое написать стало почти непреодолимо.
Я узнала, что он один в Ялте, а Книппер в Москве, и я сделала вот что:
я написала записочку, в которой передавала просьбу нашей общей знакомой,
А.А.Луганович, переслать ее письмо П.К.Алехину, адрес которого Антону
Павловичу, наверное, известен. Письмо Луганович я положила в отдельный
конверт. Луганович писала Алехину, что узнала об его женитьбе и горячо, от
всего сердца желает ему счастья. Она писала, что и сама успокоилась и, хотя
вспоминает его часто, вспоминает с любовью, но без боли, так как в ее личной
жизни много радостей и удовольствий. Она счастлива и очень хотела бы знать,
счастлив ли также и он.
Потом она благодарила его за все, что он ей дал. "Была ли наша любовь
настоящая любовь? Но какая бы она ни была, настоящая или воображаемая, как я
благодарю Вас за нее! Из-за нее вся моя молодость точно обрызгана
сверкающей, душистой росой. Если бы я умела молиться, я молилась бы за Вас.
Я молилась бы так: Господи! пусть он поймет, как он хорош, высок, нужен,
любим. Если поймет, то не может не быть счастлив".
И Анна Алексеевна получила ответ от Алехина через мое посредство.
"Низко, низко кланяюсь и благодарю за письмо. Вы хотите знать, счастлив
ли я? Прежде всего я болен. И теперь я знаю, что очень болен. Вот Вам.
Судите, как хотите. Повторяю, я очень благодарен за письмо. Очень.
Вы пишете о душистой росе, а я скажу, что душистой и сверкающей она
бывает только на душистых, красивых цветах.
Я всегда желал Вам счастья, и, если бы мог сделать что-нибудь для
Вашего счастья, я сделал бы это с радостью. Но я не мог.
А что такое счастье? Кто это знает? По крайней мере я лично, вспоминая
свою жизнь, ярко сознаю свое /292/ счастье именно в те минуты, когда,
казалось тогда, я был наиболее несчастлив. В молодости я был жизнерадостен -
это другое.
Итак, еще раз благодарю и желаю Вам и т.д.
Алехин".
Это письмо, подписанное Алехиным, я в числе прочих не отдала Марии
Павловне для собрания "Писем"{292}. Почему Алехин? Надо было бы объяснять,
<> 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 >>>
- -
|
|
