|
|
установка вентиляции: - смотреть
Предлагаем гибкий подход
|
|
|
|
|
|
- -
у него
собственного духовного нутра и вследствие этого вечное пристегивание себя к
кому-нибудь более сильному, чем, он, - на таком определенном счету он у него
был всегда, но никогда при встрече А.П. не показал ему и тени своего
настоящего мнения о нем. Нет, он был любезен, шутлив, радушен, проявлял по
отношению к нему лучшее, что можно проявить к человеку. И таков А.П. был во
всех подобных случаях.
Если ему невмоготу, он уйдет, спрячется или даже, как было в настоящем
случае, "позорно бежит", но, пока он стоял лицом к лицу с человеком, каков
бы ни был тот человек, он как бы считал долгом в лице его уважать
человеческое достоинство.
Оттого из его отношений к людям, деловых и интимных, была исключена
всякая вздорность. Ее не было вовсе. В среде писателей и художников так
развита болезненная впечатлительность, соединенная с самолюбием, очень часто
самомнением, всякий в глубине души считает себя великим, и так легко
возникают недоразумения и столкновения. Большею частью это происходит именно
от вздорности: неосновательных претензий, нежелания и неуменья спокойно
выслушать, непонимания друг друга, предубеждения, подозрительности, а иногда
от нравственной невоспитанности.
Чехов, слава богу, был избавлен от этих качеств, и я, право, не знаю,
были ли у него с кем-нибудь недоразумения, которые длились бы больше
получаса, когда они спокойно и разумно объяснялись.
Я, конечно, не помню, что именно говорил N такого, от чего А.П. "стало
душно, нудно и тошно", думаю даже, что ничего особенного и не было, но Чехов
на эту встречу не рассчитывал и представил себе, как его общество и та
необыкновенно серьезная околесина, какую он обыкновенно нес, отравят
несколько часов, а может /340/ быть - и дней. И это заставило его мгновенно
изменить весь план.
Он выразительно взглянул на меня, бросил что-то первое попавшееся, а
мне шепнул: "на вокзал", - и совершилось бегство.
Конечно, N тоже прикатил на вокзал и принимал все меры, чтобы доконать
его. Но ему надо было оставаться в Нижнем, и это нас спасло. Мы уехали в
Москву.
Тут досада перешла в дурачливое настроение. Пришла фантазия ни с кем не
видаться, не заезжать даже в Мелихово, хотя это было по дороге, и сейчас же
двигаться на юг, к хорошим знакомым его, Линтваревым, усадьба которых
находилась на реке Псел.
В тот же день и поехали, успев в Москве только пообедать.
На Пселе оказались радушные хозяева, мы провели там очаровательную
неделю, и я был благодарен N за то, что он помешал нам осуществить
первоначальный план. Бог знает, что еще ожидало нас в Таганроге, а о неделе,
проведенной с Чеховым у Линтваревых, я и теперь вспоминаю с
благодарностью...
Петербург был для Антона Павловича чем-то желанным и в то же время
запретным.
Коренное различие двух столиц Российской империи во всем чуть ли не
вошло в поговорку. Несходство действительно бросается в глаза как при въезде
в Москву, когда вы окидываете ее улицы и площади беглым взглядом, так и при
углублении в ее нравы и обычаи. Для петербуржца все здесь иное, как будто он
попадает в иной мир.
Антон Павлович, не будучи москвичом по рождению и проведя детство и
гимназические годы в Таганроге, среди смешанного населения огорожаненных
хохлов, и обруселых греков, и других южных национальностей, в Москве за
время студенчества и нескольких лет самостоятельной жизни, конечно, не мог
сделаться москвичом и никогда не был им по существу.
Душа его была соткана из какого-то отборного материала, стойкого и не
поддающегося разложению от влияния
<> 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 >>>
- -
|
|
