|
|
|
|
- -
он в особом освещении:
"Вот эти сосны особенно хороши на закате, когда стволы совсем
красные... А Мамврийский дуб (так он прозвал дуб, старый и ветвистый,
оставшийся от старого сада) надо смотреть в сумерки - он таинственный тогда
такой..." С какой гордостью он показывал мне, бывало, каждый новый розовый
куст, каждый тюльпан, расцветающий весной, и говорил, что для него нет
больше удовольствия, чем следить, "как он лезет из земли, как старается" - и
потом пышно расцветает. Я редко встречала мужчин, - кроме разве садоводов,
которые так любили бы и знали цветы, как А.П. Ему даже не странно было
дарить цветы, хотя это было не принято по отношению к мужчинам. Но я помню,
как, когда он уезжал за границу, как-то мне захотелось ему привезти цветов
на дорогу, и я подарила ему букет бледно-лиловых гиацинтов и лимонно-желтых
тюльпанов, сочетание которых ему очень понравилось. На одной из книг, -
томик пьес, который он подарил мне, - стоит шутливая надпись: "Тюльпану души
моей и гиацинту моего сердца, милой Т.Л." - и наверно, когда он делал эту
надпись, перед его глазами встала Москва, первая капель, мартовский ветер,
обещающий весну... и наша веселая компания, приехавшая на Курский вокзал
проводить его и чокнуться стаканами вина, пожелав счастливого пути... Когда
Чехов писал о цветах - он находил свои слова. Фраза, которую он вкладывает в
уста Сарры в "Иванове", просится в стих:
Цветы повторяются каждую весну -
А радости - нет...
А слова Нины в "Чайке" - о "чувствах, похожих на нежные изящные
цветы...".
Когда он уезжал от своих цветов - он заботился о них, как об
оставленных детях. Он писал сестре уже в марте: \238\
"Около лилий и тюльпанов поставь палочки, а то их растопчут. У нас две
лилии: одна - против твоих окон, другая - около белой розы, по дороге к
нарциссам"{16}. Какой очаровательный адрес! Или: "До моего приезда не
обрезайте розы. Срежьте лишь те стебли, которые замерзли зимой или очень
больны - но осторожно: имей в виду, что больные иногда выздоравливают"{17}.
Такими и подобными указаниями и поручениями полны его письма.
В общем, близость природы была ему всего нужней. В природе он
становился самим собой. Не могу сказать, чтобы места около Мелихова были
особенно красивы: но большая, чисто русская прелесть была в просторе полей,
в темно-синей полосе леса на горизонте, в алых закатах, ложившихся на полосы
сжатого хлеба. И когда мы сидели на его любимой завалинке перед воротами,
смотревшей прямо в поле, глаза А.П. утрачивали свойственную ему грусть и
были ясны и спокойны.
"Глушь, тишина, лоси..."{18} - писал он об этих местах и ценил их.
Соседство деревни не мешало ему. С крестьянами отношения сразу установились
самые хорошие.
Чехов никогда не говорил громких фраз о "служении народу", о "любви к
меньшому брату", на что так щедры были либеральные кружки того времени,
толковавшие об этих вопросах за стаканом красного вина или за бокалом
шампанского. Но - выражаясь тем высоким слогом, которого он не любил и от
которого всегда предостерегал, - вся жизнь его была именно этим служением
народу.
Безо всяких высоких слов Чехов так писал о патриотизме:
"Хорош белый свет - одно только не хорошо: мы. Как мало в нас
справедливости! Как плохо мы понимаем патриотизм! Пьяный, истасканный,
забулдыга-муж любит свою жену и детей -
<> 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 >>>
- -
|
|
