|
|
|
|
- -
Он вообще очень дразнил меня, но поддразнивание его было так
добродушно, что обижаться на него нельзя было, и я первая от души смеялась,
особенно так как знала, что А.П. дразнит только тех, к кому он относится
хорошо. Больше меня он дразнил, кажется, только Лику.
Он поставил у себя на камине мой портрет в бальном платье и с веером и
на нем написал: "Lisez Schepkin-Coupernic!" ("Читайте Щепкину-Куперник!") -
в подражание А.И.Урусову, знаменитому адвокату и литературному критику,
который так обожал Флобера, что, когда у него попросили для
благотворительного сборника автограф - написал по-французски под своим
портретом: "Lisez Flaubert!" ("Читайте Флобера!")
Звал меня "великая писательница земли русской", "маститый беллетрист" и
т.п. Еще прозвал он меня "Татьяна Е-ва" - по фамилии одного из своих
знакомых журналистов, кажется, очень невзрачного на вид (я так никогда его и
не видала), и грозил выдать за него замуж.
Один из любимых его рассказов был такой: как он, А.П., будет
"директором императорских театров" и будет сидеть, развалясь в креслах "не
хуже вашего превосходительства". И вот курьер доложит ему: "Ваше
превосходительство, там бабы с пьесами пришли! (вот как у нас бабы с грибами
к Маше ходят)".
- Ну, пусти! - И вдруг - входите вы, кума. И прямо мне в пояс. - Кто
такая? - "Татьяна Е-ва-с!" - А! Татьяна Е-ва! Старая знакомая! Ну так уж и
быть: по старому знакомству приму вашу пьесу.
Как-то раз А.П. затеял писать со мной вдвоем одноактную пьесу и написал
мне для нее первый длинный монолог. Пьеса должна была называться "День
писательницы". Монолог заключал множество шуток в мой огород и начинался
так: \244\
- Я - писательница! Не верите? Посмотрите на эти руки: это руки честной
труженицы. Вот - даже чернильное пятно! (У меня всегда было чернильное пятно
на третьем пальце - пишущей машинкой я еще не пользовалась...)
Почему-то я запомнила это начало, запомнила, как писательница,
изнемогающая от суеты, поклонников и работы, мечтает уехать в деревню:
"Чтобы был снег... тишина... вдали собаки лают - и кто-то на гармошке играет
- а-ля какой-нибудь Чехов..."
Я не успела дописать свою часть, как эта тетрадка у меня куда-то
пропала, а с ней и писанный чеховской рукой монолог. Тогда я даже не
пожалела об этом - как-то не думалось, что придет время, когда каждую
написанную им строку будут собирать и прятать бережно: а был он просто милый
А.П., шутивший со мной так весело...
Помню - раз как-то мы возвращались в усадьбу после долгой прогулки. Нас
застиг дождь, и мы пережидали его в пустой риге. Чехов, держа мокрый зонтик,
сказал:
- Вот бы надо написать такой водевиль: пережидают двое дождь в пустой
риге, шутят, смеются, сушат зонты, в любви объясняются - потом дождь
проходит, солнце - и вдруг он умирает от разрыва сердца!
- Бог с вами! - изумилась я. - Какой же это будет водевиль?
- А зато жизненно. Разве так не бывает? Вот шутим, смеемся - и вдруг -
хлоп! Конец!
Конечно, он этого "водевиля" не написал.
Самая его жестокая шутка была такова. В Мелихове бродили "по наивному",
как его называл Чехов, двору - голуби кофейного цвета с белым, так
называемые египетские, и совершенно такой же расцветки кошка. А.П. уверил
меня, что эти голуби произошли от скрещения этой кошки с обыкновенным серым
голубем.
В то время в гимназии
<> 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 >>>
- -
|
|
