|
|
производим на заказ
, инструмент на drel.su
|
|
|
|
|
|
- -
относился с необыкновенной любовью и вниманием к
каждому так называемому незаметному человеку и находил в нем душевную
красоту. Люди любили его нежно и шли к нему, не зная его, чтобы повидать,
послушать; а он утомлялся, иногда мучился этими посещениями и не знал, что
сказать, когда ему задавали вопрос: как надо жить? Учить он не умел и не
любил... Я спрашивала этих людей, почему они ходят к Антону Павловичу, ведь
он не проповедник, говорить не умеет, а они отвечали с кроткой и нежной
улыбкой, что когда посидишь только около Чехова, хоть молча, и то уйдешь
обновленным человеком...
Помню, когда я везла тело Антона Павловича из Баденвейлера в Москву, на
одной глухой, заброшенной, никому не известной станции, стоявшей одиноко
среди необозримого пространства, подошли две робкие фигуры с полными слез
глазами и робко и бережно прикрепили какие-то простые полевые цветы к грубым
железным засовам запечатанного товарного вагона, в котором стоял гроб с
телом Чехова. Это, конечно, были люди - не герои, из тех, которые приходили
к нему "посидеть", чтобы после молчаливого визита уйти с новой верой в
жизнь.
Не могу не пережить в памяти первого и последнего посещения студии
Левитана (он вскоре скончался), не могу не вспомнить тишины и прелести тех
нескольких часов, когда он показывал свои картины и этюды Марии Павловне и
мне. Сильно волнуясь (у него была болезнь сердца), бледный, с горячими
красивыми глазами, Левитан говорил о мучениях, которые он испытывал в
продолжение шести лет, пока он не сумел передать на холсте лунную ночь
средней полосы России, ее тишину, ее прозрачность, легкость, даль, пригорок,
две-три нежные березки... И действительно, это была одна из замечательнейших
его картин. /691/
Три чудесных весенних солнечных дня провела я в Мелихове, небольшом
имении Чеховых под Серпуховом. Все там дышало уютом, простой здоровой
жизнью, чувствовалась хорошая, любовная атмосфера семейной жизни.
Очаровательная матушка Антона Павловича, тихая, русская женщина, с юмором,
которую я нежно любила, Антон Павлович, такой радостный, веселый... Он
показывал свои "владения": пруд с карасями, которыми гордился, - он был
страстный рыболов, - огород, цветник. Он очень любил садоводство, любил все,
что дает земля. Вид срезанных или сорванных цветов наводил на него уныние, и
когда, случалось, дамы приносили ему цветы, он через несколько минут после
их ухода молча выносил их в другую комнату. Все решительно пленило меня там:
и дом, и флигель, где написана была "Чайка", и сад, и пруд, и цветущие
фруктовые деревья, и телята, и утки, и сельская учительница, гулявшая с
учителем по дорожке, - казалось, что шла Маша с Медведенко, - пленяли
радушие, ласковость, уют, беседы, полные шуток, остроумия...
Это были три дня, полные чудесного предчувствия, полные радости,
солнца... "Какие чувства - чувства, похожие на нежные, изящные
цветы..."{691}
Кончился сезон, и я уехала отдыхать на Кавказ, где жил мой брат с
семьей на даче около Мцхета. К этому периоду относится начало нашей
переписки{691}. Еще в Москве я обещала приехать с Кавказа в Крым, где Антон
Павлович купил участок земли и строил дом. Письмами мы сговорились
встретиться на пароходе в Новороссийске около 20 июля и вместе приехали в
Ялту, где я остановилась в семье доктора Л.В.Средина, с которой была дружна
вся наша семья. А Антон Павлович жил на набережной в гостинице "Марино",
откуда он ходил ежедневно на постройку своего дома в Аутку. Он
<> 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 >>>
- -
|
|
