|
|
|
|
- -
детьми и начинает
степенно молиться на лавочный образ. На лице его - благочестие и строгое
умиление человека, два раза в один день побывавшего у обедни; но лица у
детей выражают крайнее утомление. По их замученным фигурам и бледной коже
видно, что спасение души дается им не легко. Помолившись вместе с отцом на
икону, они уходят в дом, к матери, а Павел Егорович, раскланявшись с
завсегдатаями и покосившись не без зависти на стоящие перед ними стаканчики,
обращается к Антоше с вопросом:
- Что, почин был?
- Был, папашенька. Рубля полтора наторговали...
- Почин - всегда дороже денег, - замечает Павел Егорович, заходит за
прилавок и проверяет книгу с цифрами и кассу.
Антоша внутренне трепещет, не ошибся ли он в какой-нибудь копейке...
- А как, Пал Егорч, насчет червячка заморить? - спрашивает Николай
Стаматич, указывая глазами на водку.
- Рановато будто бы, - благочестиво скромничает Павел Егорович. -
Только что обедня отошла... Проповедь была...
- Какое же рано? Самый адмиральский час... Мы уже тут без вас начали.
- Если так, то пожалуй, - уступает Павел Егорович. - Андрюшка, принеси
четыре стаканчика водки!
Андрюшка стремглав бросается по лестнице в погреб.
- Папаша, мне теперь можно идти? - робко спрашивает Антоша. - Мне надо
уроки учить...
- А кафизму прочитал?
- Немножко прочитал...
- Иди. Только смотри уроки учи, а не балуйся, а то... /46/
Антоша степенно и благонравно выходит из лавки; но лишь только за ним,
скрипя на блоке, захлопнулась дверь, ведущая в жилую половину дома, и лишь
только открылся простор большого двора, на котором уже раздавались голоса
братьев, как вся степенность исчезла и он помчался на голоса и на простор,
как птичка, долго томившаяся в клетке...
Едва ли в торговом деле найдется другое заведение, которое, подобно
бакалейной лавке, так наталкивало бы молодежь на лганье, воровство и мелкое
жульничество. Недоедание и постоянный здоровый юношеский аппетит сами собою
показывают на кражу съестного и лакомого, а в каждом незаконно съеденном
бублике, прянике или орехе хозяин видит для себя убыток и строго преследует.
Торговля ведется по мелочам, и торговец стремится с каждого золотника товара
взять барыш. Андрюшка и Гаврюшка быстро проникаются этим духом и начинают
помаленьку обвешивать и обмеривать покупателя. Сначала они думают, что
поступают хорошо, потому что действуют в интересах хозяина, но потом
мало-помалу входят во вкус и изощряются уже ради искусства. Не забывают они
при этом и себя. Хозяин борется с ними тем, что шьет им платье совсем без
карманов. Но и эта мера не ведет ни к чему. Делая иногда по ночам
периодические обыски, хозяин находит в убогих сундучках мальчиков банки
помады, куски яичного мыла и двугривенные. Это возмущает его, и он порет
виновных нещадно. Но еще более возмущает его та тонкость, с которою помада и
деньги похищены у него под носом. Он рвет и мечет. Достается и "хозяйскому
глазу" за недосмотр.
- Сидишь в лавке, свинья ты этакая, и ничего не видишь! - ворчит Павел
Егорович, грозно обращаясь к Антоше. - Ты должен смотреть!.. Не стоит вас,
скотов, и в лавку сажать после этого...
Павел Егорович и не подозревал, как были бы счастливы его дети, если бы
их избавили от сидения в лавке, от упреков, от вечного страха быть
высеченными и от созерцания порки, которую задают Андрюшке и Гаврюшке за
всякий пустяк. Антон Павлович рассказывал потом, как анекдот из своей
детской жизни, что, будучи учеником первого класса, он "подружил" с
одним /47/ из товарищей, таким же учеником,
<> 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 >>>
- -
|
|
