|
|
|
|
- -
из всех русских писателей...
"Он переносил свою болезнь как герой, -- написал после для "Русских
ведомостей" наблюдавший его в Баденвейлере доктор Шверер. -- Со стоическим
изумительным спокойствием ожидал он смерти". Ожидал буквально со дня на
день... Попросив жену написать в берлинский банк, чтобы они выслали
остающиеся там деньги, вдруг прибавил: "Вели прислать деньги на твое имя".
Она засмеялась, несколько нервно, этой странности, сказала, что терпеть не
может возиться с денежными делами. Чехов не стал спорить, он вообще не любил
ввязываться в дискуссии, молча, серьезно смотрел, как она выводит по-немецки
его имя, но, когда деньги пришли, его уже не было в живых.
В последних строчках своего последнего -- самого последнего -- письма
из Баденвейлера он желает сестре Марии быть веселой. То же -- в других
письмах. Он и сам был достаточно весел. "Даже за несколько часов до своей
смерти он заставил меня смеяться, выдумывая один рассказ", -- вспоминала
впоследствии Книппер-Чехова.
Это был рассказ о поваре одного модного курорта (подразумевался,
понятно, Баденвейлер) -- поваре, который в последнюю минуту сбежал, оставив
без ужина отдыхающих. "Я... от души смеялась. И в голову не могло прийти,
что через несколько часов буду стоять перед телом Чехова".
Что напоминает это царящее у смертного одра или, говоря пушкинскими
словами, у "бездны мрачной на краю" безудержное, прямо-таки лихорадочное
веселье?
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья...
Далее у Пушкина упоминаются пенящиеся бокалы -- появляется такой бокал
в последнюю минуту и у Чехова. Шампанское велел дать умирающему вызванный
среди ночи доктор. В ответ Чехов вежливо произнес по-немецки: "Я умираю..."
(по-русски доктор не понимал), "потом, -- пишет Книппер-Чехова, -- взял
бокал, повернул ко мне лицо, улыбнулся своей удивительной улыбкой, сказал:
„Давно я не пил шампанского...", покойно выпил все до дна, тихо лег на
левый бок и вскоре умолкнул навсегда".
Красивая смерть, ничего не скажешь. Вот только в последней прижизненной
редакции воспоминаний Ольги Леонардовны то ли по воле автора, то ли по не
зависящим от нее обстоятельствам кое-что опущено. В письме к своей матери,
большом, очень обстоятельном письме, написанном по горячим следам, она
рассказывает, как до прихода врача пыталась положить лед на сердце
умирающему, но он слабо отстранил ее руку и пробормотал: "Пустому сердцу не
надо".
Что означают эти слова? Бред? Да нет, Чехов до последнего своего вздоха
находился в ясном сознании, просто подчас он говорил вещи, которые
окружающие не сразу понимали. "Они удивляли и врезались в память, -- писал в
некотором смятении Станиславский. -- Антон Павлович точно задавал шарады, от
которых не отделаешься до тех пор, пока их не разгадаешь".
Удастся ли разгадать когда-нибудь эту его шараду? Вряд ли... Разве что
припомнить, что все последние годы он носил с собой брелок с надписью:
"Одинокому весь мир пустыня". А еще можно предположить, что "пустое сердце"
-- это сердце без Бога. Хотя, возможно, в последний миг, в самый последний
(или -- кто знает! -- в первое мгновение после), оно уже пустым не было.
Посещение состоялось.
© 2001 Журнальный зал в РЖ, "Русский журнал"
<> 21 22 23 24 25 26 27 28
- -
|
|
