|
|
|
|
- -
Мне ни разу не случалось ездить с Чеховым в Петербург, но я провожал
его на Николаевский вокзал при его поездках в Петербург очень часто. Чехов
говорил мне, что при отъезде из дома его охватывает жуткое чувство
одиночества, время на вокзале перед отъездом тянется чересчур тоскливо и он
рад, когда кто-нибудь из добрых знакомых возле него. Я же в Москве бывал
только в каникулярное время, и дни мои были свободны. Помню одни из подобных
проводов ранней весной 87-го или 88-го года. Дорога портилась, полозья саней
скрипели, ударяясь об обнажавшиеся камни и рельсы конки, и я не совсем
доверчиво слушал фантазию Чехова на ту тему, что лошадь, которая нас везет
на вокзал, должна испытывать удовольствие от своего труда. Но когда он мне
передал тему рассказа, который просится под его перо, я решительным образом
забраковал эту тему. В дополнение к тому, что я писал (в сборнике "Энергия")
о неосуществившихся и пропавших романах и пьесах Чехова{172}, скажу пару
слов и про этот неосуществившийся рассказ.
Чехов передал мне, что ему хочется описать впечатления простого
деревенского парня, который попал в большой город и в первый раз едет на
извозчике. Живя в глуши, бродя по лесным дорогам и по деревенским проселкам,
я то и дело встречался с этими деревенскими парнями, проезжавшими мимо на
бойких лошадях, а в дни свадеб и в дни масленичного катанья мчавшимися на
отличных тройках с непрестанно звеневшими бубенцами. Ну какое впечатление
могла произвести и чем поразить такого парня езда на какой-нибудь заморенной
московской кляче?
Я высказал Чехову свои соображения, он чуть-чуть поспорил со мной, но,
насколько я знаю, рассказ на такую тему Чеховым не был написан.
Как удивительно противоречивы показания современников о Чехове,
доказывает следующий факт. В воспоминаниях И.Н.Потапенки о Чехове имеются
любопытные строчки:
"Творчество стыдливо, и у Чехова это было выражено ярче, чем у кого
другого. Никогда он не писал в присутствии кого бы то ни было. Творческая
работа Чехова чужого глаза совсем не переносила"{172}. /173/
А К.С.Баранцевич, гостивший на юге у Чехова, рассказывает{173}, что на
столе в кабинете Чехова валялось несколько четвертушек бумаги, и на одной из
них был начат Чеховым какой-то рассказ. За целую неделю, если судить на
взгляд, в рассказе не прибавилось ни строчки, и всякий желающий мог свободно
читать начатую работу Чехова. На даче околачивался какой-то почти
неизвестный Чехову захолустный обыватель, и этот обыватель тоже мог читать
чеховский набросок.
В этих противоречивых показаниях истина всецело на стороне
К.С.Баранцевича.
Кроме первых лет юмористического скорописания, все остальные годы Чехов
творил очень медленно, вдумчиво, чеканя каждую фразу. Но работая медленно и
вдумчиво, Чехов никогда не делал из своей работы ни таинства, ни
священнодействия, никогда его творчество не требовало уединения в кабинете,
опущенных штор, закрытых дверей. У Чехова слишком много было внутренней
творческой силы и той мудрости, о которой говорит тот же Потапенко, - да и
не один он, - чтобы обставлять работу свою такими побрякушками.
Не думаю, чтобы я представлял исключение из общего правила, но при мне
Чеховым были написаны многие рассказы в "Пет. газету" (между прочим,
"Сирена"), некоторые "субботники" в "Новое время", многие страницы "Степи".
Я потому запомнил "Сирену", что писал ее Чехов в Бабкине целый день, а
кончив, обратился ко мне с просьбой:
- Прочитайте "Сирену"{173}, А.С.! Не пропустил ли я где-нибудь слова
или запятой? Нет ли бессмыслиц? Кстати, это рекорд: рассказ
<> 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 >>>
- -
|
|
