|
|
|
|
- -
тем, кто, как Корш и Яворская, признавали только
эффектные драмы Сарду и Дюма и пр., - понравиться, конечно, не могла, как
впоследствии не понравилась и толстосумной публике левкеевского бенефиса{33}
в Петербурге... Помню спор, шум, неискреннее восхищение Лидии, удивление
Корша: "Голуба, это же не сценично: вы заставляете человека застрелиться за
сценой и даже не даете ему поговорить перед смертью!" и т.п. \248\ Помню я и
какое-то не то смущенное, не то суровое лицо Чехова. Эту пьесу, конечно,
понял и показал нам по-настоящему только Художественный театр несколько лет
спустя{34}.
Мое впечатление тоже было смутным. Уже первые фразы монолога Нины,
помню, произвели сильное впечатление... "словом, все жизни, все жизни, все
жизни - свершив печальный круг - угасли". У меня сжало горло, и мне на
минуту показалось, что в синей гостиной повеял откуда-то издали ветер...
Монолог взволновал меня, а многие увидали в нем только "насмешку над
новой литературой...". Мне казалось, что пьеса потому нравится мне, что я
пристрастна к А.П. Кроме того, я не могла отнестись к этой пьесе объективно.
Смущали рассыпанные в ней черточки, взятые им с натуры: фраза Яворской,
привычка Маши нюхать табак и "пропускать рюмочку", списанная с нашей общей
знакомой, молодой девушки, у которой была эта привычка{35}. А главное, мне
все время казалось, что судьба Нины совпадает с судьбой одной близкой мне
девушки, близкой и А.П., которая в то время переживала тяжелый и печальный
роман с одним писателем, и меня больше всего смущала мысль: неужели судьба
ее сложится так же печально, как у бедной Чайки?
К слову сказать: часто замечала я, что писатели - в том числе и Чехов -
иногда, заинтересовавшись каким-нибудь "типажем", дают его портрет, но
ставят его в абсолютно вымышленную обстановку и условия, заставляют
переживать воображенные писателем события... И очень часто бывает, - сила
интуиции так велика, - что эти типажи потом попадают в аналогичные с героями
рассказа условия. Так было и с этой девушкой. Ее бросил писатель, ребенок ее
умер... Но все это случилось года через три после написания "Чайки"{36}.
На почве такой интуиции произошла неприятная и много крови испортившая
Чехову история у него с Левитаном. Левитан был большим другом Чехова. И
вдруг между ними вспыхнула ссора, настоящая, серьезная - вспыхнула она из-за
С.П.Кувшинниковой. Дело было так: Чехов написал один из лучших своих
рассказов "Попрыгунья", на который несомненно его натолкнуло что-то из жизни
С.П. Только писатель может понять, как преломляются и комбинируются
впечатления от виденной и слышанной жизни в жизнь творчества.
С наивностью художника, берущего краски, какие ему \249\ нужно и где
только можно, Чехов взял только черточки из внешней обстановки С.П. - ее
"русскую" столовую, отделанную серпами и полотенцами, ее молчаливого мужа,
занимавшегося хозяйством и приглашавшего к ужину, ее дружбу с художниками.
Он сделал свою героиню очаровательной блондинкой, а мужа ее талантливым
молодым ученым. Но она узнала себя - и обиделась. А.П. писал по этому поводу
одной из своих корреспонденток:
"Можете себе представить, одна знакомая моя, 42-летняя дама узнала себя
в 20-летней героине моей "Попрыгуньи", и меня вся Москва обвиняет в
пасквиле.
Главная улика - внешнее сходство: дама пишет красками, муж у нее доктор
и живет она с художником..."{37}
Левитан, тоже "узнавший себя" в художнике, также обиделся, хотя в
сущности уж для него-то ничего обидного не было и уж за одну несравненную
талантливость рассказа надо было "простить автору все прегрешения". Но
вступились друзья-приятели, пошли возмущения, негодования, разрасталась
<> 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 >>>
- -
|
|
